Доктрина спасения - стр. 4
– Я буду жаловаться!
– Жалуйся, – гоготнул один из «носильщиков». – Хоть до утра жалуйся, не поможет.
– Да вы знаете, кто я такой?!
– Бродяга? – предположил второй голос. Первый возразил:
– Скорее, вор. Гляди, какая рожа. Точно вор, только голый почему-то.
– Вы… вы… я так этого не оставлю!
– Не оставляй, – покладисто согласился конвоир. Бок о бок с товарищем они развернулись и направились к лестнице наверх. Я удивленно проводила их взглядом, затем обратилась к сержанту:
– Здесь так принято? Просто хватаешь человека и в тюрьму его?
– Тут особый случай, – нехотя сказал он. – Такой, когда уважаемое лицо города может накидаться вдрызг, а затем перекинуться и пытаться съесть пару-тройку детей. Ингельмы – верберы, весь их чертов род.
– Верберы?
– Оборотни-медведи. Вообще, доселе их шалости ограничивались воровством меда с крестьянских пасек и разгромом винного погреба госпожи Ату, но сейчас – действительно опасно, – сказал сержант, настороженно смотря в конец коридора. Проклятия прервались, донесся хриплый рев, а затем – мощные лязгающие удары.
– Надеюсь, что решетка выдержит, – невесело проговорила я. Служивый, хоть и промолчал, думаю, был того же мнения. Не очень комфортно оказаться в застенках с разъяренным медведем – если он не сможет выломать решетку, то попробовать на прочность стены между камерами ему вполне под силу. Любопытно, как же они его скрутили, такого грозного.
Со временем грозный вербер снова перекинулся в человека и затих. Я ухитрилась немного поспать, повалившись набок, затем стражники пинками разбудили меня и подали трапезу. Руки освобождать не стали, просто влили из щербатой миски безвкусное жирное варево, вероятно, похлебку. Заботливые люди.
А к вечеру пришел Фирт.
Стража по непонятной мне причине отнеслась к нему более чем уважительно, хотя никаких особых знаков на его одежде я так и не рассмотрела. Да и сама одежда… не сказать, что богатая. Обычный плешивый крестьянин с кривым носом и выдающейся вперед челюстью, в холщовой рубашке и шерстяном жилете поверх, подпоясан толстым кожаным ремнем с карманами и крючьями. Штаны наездника, с мягкими вставками из темной ткани, заправлены в высокие поношенные сапоги.
Ни меча, ни ножа, лишь короткая дубинка на поясе, двигается вовсе не как боец. Возможно, имеет значение не то, кем он является, а кто его послал? Тогда легко объяснить и угодливость капитана с сержантом, и даже некое… раболепие, что ли, остальных служак.
Один из солдат поспешно открыл решетку, Фирт вразвалочку подошел ко мне, придирчиво ощупал плечи, грудь, живот, бедра, отбросил в сторону прядь волос и бесстрастно посмотрел на лицо. Хотелось его укусить, но тело отчаянно било в тревожный колокол: нельзя, нельзя, нельзя! Мол, чем больше побоев ты перенесешь, тем меньше шанс сбежать по дороге. Тем не менее, я прекрасно понимала, что подобного шанса мне не дадут.