Доктор Торндайк. Око Озириса - стр. 6
Мне сразу стало ясно, что я в очень неловком положении. Комната, в которой я находился, соединяется с другой, и, хотя соединяющая дверь закрыта, и слышал разговор в соседней комнате. Вначале, конечно, неопределенные звуки, с несколькими несвязанными фразами, но неожиданно я отчетливо услышал громкий и очень сердитый голос:
– Ла, я это сказал! И скажу еще раз. Подкуп! Сговор! Вот что это значит. Вы хотите подкупить меня!
– Ничего подобного, Годфри, – последовал более тихий ответ, но в этот момент я выразительно кашлянул и передвинул стул, и голоса снова стали плохо различимыми.
Чтобы отвлечь внимание от невидимых соседей, я с любопытством осмотрелся и задумался о личностях здешних обитателей. А комната очень любопытная, с выразительными намеками на прошлое великолепие и достоинство старого мира, очень интересная, полная контрастов и удивительных противоречий. По большей части она говорила о безошибочной, хотя и приличной бедности. Почти без мебели, а та, что есть, очень дешевая: маленький кухонный стол и три виндзорских стула (два из них с ручками), на полу потертый ковер, на столе дешевая холщовая скатерть. Все это наряду с книжными полками, откровенно сооруженными их ящиков, взятых в бакалейном магазине, и составляет всю обстановку. И однако, несмотря на бедность, комната вызывает представление о домашнем уюте, хотя и несколько аскетического содержания, и при этом проявлен безукоризненный вкус. Своеобразный рыжевато-коричневый цвет скатерти приятно гармонирует с сине-зеленым ковром; виндзорские стулья и ножки стола старательно избавлены от блестящего лака, они спокойного коричневого цвета, и вся обстановка облегчается имбирной банкой[2], полной свежесрезанных цветов и стоящей в центре стола.
Но контраст, о котором я говорю, наиболее поразителен. Например, книжные полки, самодельные и сто́ящие несколько пенсов, уставлены дорогими предметами археологии и древнего искусства. Таковы и предметы на каминной доске: бронзовая – не из бронзовой штукатурки – голова Гипноса[3] и пара настоящих ушебти[4]. Таковы же украшения на стенах: несколько офортов – все подписанные авторами – на восточные темы и великолепное факсимильное воспроизведение египетского папируса. Все перечисленное в высшей степени несовместимо: дорогие украшения и самые дешевые и потрепанные необходимости жизни, прихотливая культура и явно выраженная бедность. Я не мог этого понять. Кто он такой, мой новый пациент? Скупец, прячущий себя и свои богатства в незаметном дворе? Эксцентричный мудрец? Философ? Или – что более вероятно – свихнувшийся? Но в этот момент мои размышления оказались прерваны гневным голосом из соседней комнаты.