Доктор Гоа - стр. 9
Ану Мама родилась и выросла в Варанаси, в семье индуистов, принадлежавшей к одной из высших каст. «Папа был просто святой, – рассказывала Ану. – Он никогда не ел ни мяса, ни рыбы, соблюдал все обычаи. Он заранее почувствовал приближение смерти. Когда заболел, мы позвали доктора, но папа его выгнал и сказал: “Ровно через неделю я умру. А еще через полтора года заберу с собой маму”. И точно – через неделю умер он, а через полтора года – мама.
Папа ни за что не отдал бы меня замуж за католика, поэтому моему будущему мужу пришлось соврать, что он хинду. Он и меня обманул. У нас был небольшой магазинчик, Бернар работал там продавцом. Каждое утро он заходил к нам домой за ключом от магазина, и обычно этот ключ отдавала ему я. Мы переглядывались, немножко болтали, и однажды он спросил: “Пойдешь за меня замуж?” И я сказала: “Пойду”.
Любила ли я его? Наверное, тогда я не знала, что такое любовь. Да, мне нравился этот парень. Он был красивый и очень здорово пел. Иногда мы всей семьей собирались, чтобы его послушать. И вот я вышла за него замуж (мне было 13 лет) и попала в семью католиков. Я тогда не понимала, что такое христианство, только позже пришла к вере».
К моменту нашего знакомства Мама уже стала истовой католичкой, каждую пятницу ездила на целый день в храм. Ходить с ней по деревне было сущим наказанием. Она непременно должна помолиться перед каждым крестом и перед каждой часовенкой, перецеловать все святыни, постоять перед ними в умилении (а надо сказать, что такие штуки у нас в Мандреме стоят на каждом шагу). Более истовой и трепетной веры я никогда не встречала. И все-таки иной раз Мама горько сетовала на Господа Бога.
– Ну почему, почему так? – восклицала она. – Я все время молюсь Ему, прошу, а Он мне не помогает!
«Бернар как начал нашу совместную жизнь со лжи, так и лжет до сих пор, – рассказывала Ану. – Хорошо мне с ним было только первый год. А потом он начал пить. Бил меня. Может, оттого и родился мертвым наш первый ребенок. Через несколько лет появился сын, потом дочь. Денег не было: муж не работал и пропивал то, что зарабатывала я. А мне пришлось устроиться в небольшой отель: я там убирала и готовила еду. Людям из высших каст запрещено мыть туалеты, так что мои родители возражали, но я не послушалась: надо было кормить детей. У меня до сих пор вся грудь в шрамах – я прятала под сари горячие лепешки, чтобы отнести детям. Хозяин отеля время от времени прижимал меня в кладовой, а потом давал сто-двести рупий и предупреждал, чтобы я молчала. И так я проработала пятнадцать лет».