Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы - стр. 5
Но здесь было нечто большее, чем простое высокомерие. Сейчас Стокстилл чувствовал в этом человеке искаженную личность. Он видел его интервью по телевизору, слушал, как он говорит, читал его фантастические антикоммунистические речи – и пришел к обоснованному выводу, что Блутгельд таил в душе ненависть к людям, глубочайшую и всепроникающую, достаточную для того, чтобы на каком-то уровне подсознания ему захотелось ошибиться, захотелось рискнуть жизнями миллионов.
Неудивительно, что директор ФБР Ричард Никсон так яростно выступал против «воинствующего поклонника антикоммунистов в высших научных кругах». Никсон тревожился задолго до трагической ошибки 1972 года. Элементы паранойи с манией величия были налицо – и проницательный знаток людей Никсон распознал их, так же как и многие другие наблюдатели.
И они явно были правы.
– Я приехал в Америку, – говорил мистер Триз, – для того, чтобы скрыться от коммунистических агентов, которые хотели убить меня. Они охотились за мной уже тогда… и нацисты, конечно, тоже. Они все охотились за мной.
– Понятно, – сказал Стокстилл, продолжая писать.
– Они все еще преследуют меня, но в конце концов они останутся с носом, – хрипло сказал мистер Триз, зажигая новую сигарету. – Потому что Бог на моей стороне. Он видит, что мне нужно, и Он часто говорит со мной и дарует мне необходимую мудрость, чтобы пережить моих преследователей. Сейчас я работаю над новым проектом недалеко от Ливермора. Его результаты будут сокрушительны для наших врагов.
Наши враги, думал Стокстилл. Кто наш враг, если не вы, мистер Триз? Не вы ли сидите здесь и несете параноидальный бред? Как вам удалось получить высокий пост, который вы сейчас занимаете? Кто ответит за вручение вам власти над жизнями других людей и за сохранение этой власти даже после фиаско 1972 года? Вы и они – вот наши настоящие враги.
Все опасения подтверждаются: вы безумны, ваше присутствие здесь доказывает это. Или нет? Стокстилл думал: нет, ничего не доказывает, и, возможно, я должен расписаться в собственном бессилии; возможно, с моей стороны неэтично пытаться иметь с вами дело, учитывая те чувства, которые я к вам питаю… Я не могу занять беспристрастную позицию, я не могу смотреть на вас только с научной точки зрения – поэтому и мой анализ, и мой диагноз могут оказаться ошибочными.
– Почему вы так смотрите на меня? – спросил мистер Триз.
– То есть? – прошептал Стокстилл.
– Вам отвратительно мое уродство?
– Нет, нет, – ответил Стокстилл, – совсем не поэтому…
– Тогда все дело в моих мыслях – вы их прочли, они кажутся вам отвратительными, и вы бы хотели, чтобы я никогда не обращался к вам?