Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы - стр. 11
Он застенчиво рассмеялся.
– Понятно, – сказал Фергюссон.
– Так было в Сономе, – продолжал Хоппи, – где я вырос. У нас были овцы. Однажды баран боднул меня, и я полетел в воздух. Как мяч.
Он снова засмеялся; оба мастера молча смотрели на него, прервав работу.
– Держу пари, – сказал один из них после паузы, – что ты приземлился и покатился.
– Да, – подтвердил Хоппи, смеясь. Сейчас они все смеялись: и Фергюссон, и мастера; они представили, как это было: семилетний Хоппи Харрингтон, без рук и ног, только голова и туловище, катится по земле, вопя от испуга и боли. Это выглядело смешно, Хоппи знал и рассказывал так, чтобы было смешно; он заставил их смеяться.
– Теперь-то ты лучше вооружен, – сказал Фергюссон, имея в виду коляску.
– О да, – ответил Хоппи, – и я разрабатываю новую, моей собственной конструкции, сплошная электроника. Я столько читал об управлении непосредственно из мозга, так делают в Швейцарии и Германии. Ты связан прямо с двигательными центрами мозга, так что нет запаздывания, ты можешь двигаться даже быстрее, чем… обычная физиологическая конструкция. – Он чуть не сказал «чем человек». – Через пару лет я усовершенствую коляску, – продолжал фок, – и это будет шагом вперед даже по сравнению со швейцарской моделью. И тогда я смогу выбросить этот правительственный хлам.
Фергюссон торжественно провозгласил:
– Я восхищен твоим мужеством.
Смеясь, Хоппи сказал с запинкой:
– С-спасибо, мистер Фергюссон.
Один из мастеров подал ему ЧМ-тюнер.
– Он дрейфует. Глянь-ка – что можно подрегулировать.
– Ладно, – сказал Хоппи, беря блок металлическими экстензорами. – Я уверен, что у меня получится. Я много раз пробовал дома. У меня есть опыт.
Такую работу он считал самой легкой; ему даже не надо было особо сосредотачиваться на блоке. Как будто ее придумали специально, чтобы показать его возможности.
Взглянув на календарь, висевший на стене в кухне, Бонни Келлер вспомнила, что сегодня ее друг Бруно Блутгельд должен был отправиться к психиатру доктору Стокстиллу в Беркли. Видимо, он уже провел час со Стокстиллом, получил первый сеанс терапии и ушел. Сейчас он, без сомнения, едет назад в Ливермор в свой офис, находящийся в Радиационной лаборатории – той самой, из которой Бонни ушла несколько лет назад из-за своей беременности. Там, в 1975-м, она и познакомилась с Бруно Блутгельдом. Сейчас ей был 31 год, она жила в Вест-Марине, ее муж Джордж стал вице-президентом школьного совета, и она была очень счастлива.
Она продолжала ходить на сеансы психоанализа – раз в неделю вместо трех, как раньше, – и во многих отношениях она понимала себя, свои подсознательные импульсы и паратактические систематические искажения реальности. Психоанализ в течение шести лет сделал для нее большое дело, но полностью она не вылечилась. На самом деле возможности вылечиться не существовало; сама жизнь была болезнью, и постоянное развитие (вернее, явно увеличивающаяся адаптация) должно было либо продолжаться, либо привести к психическому застою.