Дочки, матери, птицы и острова (сборник) - стр. 10

В другой, дальней комнате запах был приятный, но неизвестный. Больше никогда она не видела кухню, не вдыхала «анильарицу» и никогда не видела комнату, где ее подымал к потолку веселый кудрявый человек. Да еще была боль. Ее стригут наголо и грубо. Она сейчас проводит рукой по голове, ей больно, и голова колется. Волосы ее тогда лежали на полу. Она плакала и прикладывала их назад. Они исчезли в печке.

Мила садится на краешек стула, как в гостях. Ее зовут Людмила Ивановна Кучерова. Уже два раза менялся паспорт. Она из деревни Кучеровка. Мать у нее была доярка. Она ее не помнит. Она всю жизнь жила с тетей Нюрой. Похороны, поминки (как же без них?), заявление корявыми буквами о приеме на работу, самостоятельное хождение в магазин за хлебом расширило представление о жизни у как бы дурочки. Надо было думать обо всем самой. Оказалось, что думать – интересно. Почему лето сменяет зиму? Почему белый хлеб стоит дороже, если черный вкуснее? Почему она осталась одна? К ней просились в жильцы студенты. Она отказывала, потому что приходили в основном парни. За ней ходил хромой дворник с соседнего двора, холостяк и пьяница, они разговаривали, опершись на дворницкие метлы.

– Живешь? – спрашивал дворник.

– Живу, – отвечала она.

– Хорошо бы с мужиком, – говорил дворник. – Так мир устроен: где баба, там рядом и мужик. Семья называется. Так надо.

– Мне не надо, – отвечала Мила.

Он пытался тронуть ее, но она выставляла вперед метлу, и было ясно – это не просто так. Сама того не ведая, она повторяла жизнь Нюры. Другой она не знала.

И сколько может пройти лет в однообразии жизни? Если не знать другой, то хоть сто. Но вот отошла какая-то дурная деревяшка, и все как бы и то же самое, но получается, что и совсем другое. Она поднимается со стула и идет по лестнице вверх, она останавливается у той двери и стоит замерев. Она ждет, когда ее впустят. И дверь открывается на самом деле, и из квартиры выходит дама, о которой говорят во дворе плохое. Но Мила знает от Нюры: не слушай о других ни плохого, ни хорошего – правда сама в тебя войдет, если будет надо, и себя окажет. Но может и не войти. Каждого правде не отыскать. Мы народ огромный и затоптанный, а потому затоптать другого – нам в радость. Остерегайся народа, Милка. Остерегайся, даже если он придет к тебе с конфеткой. Тут-то самое лютое и окажется.

– Тебе кого, Мила? – спросила дама дворничиху.

– Дверь у вас грязная. Я ее буду мыть.

– Умница, – сказала дама, дожидаясь лифта.

…Вот на нем-то я и приехала.

– Разве я заперла дверь? – спросила Мила.

– Да нет, я к Валюшке, – ответила я.