Дочки-матери - стр. 37
У Юли громко стукнуло сердце.
– Ты курила? – Оля строго взглянула на мать.
– Конечно, нет. Раз я пообещала тебе, что курить больше не стану, значит – держу слово. Ты меня знаешь.
Сердце стукнуло еще раз.
– Тогда – кто? – резонно заметила Оля.
«Кто?» – отозвалось у Юли в мозгу. Действительно, кто? Она, как переехали в Вишневый, сигарет в рот не брала. Дел было столько, что бросить курить оказалось для нее не так уж трудно. Да и не курила она такие дешевые никогда. Она курила с ментолом – тонкие и длинные, которые приятно в пальцах держать. А это – «Прима», которая раньше вообще без фильтра выпускалась, а последние пять лет стала выпускаться и с фильтром. Такие курили у их подъезда безработные мужики. Кто-то чужой отирался у них в саду в последние сутки. Но кто? Шофер, что привез дрова, не заходил. Выгрузил дрова кучей у дороги и сразу уехал. Если бы курильщик приходил по делу и не застал их дома, то окурок валялся бы у калитки, у входа в дом, в крайнем случае – у забора. А то – в конце сада, у бани, в заросшей травой части участка. Словно куривший прятался, стараясь остаться незамеченным из окон дома. Внутри у Юли все похолодело.
– Оленька, ты иди, дочка, доставай молоко из холодильника, я сейчас.
Едва дочка скрылась за кустами смородины, Юля осторожно подошла к бане. Темное строение в первых прозрачных сумерках казалось ей зловещим, полным страшных тайн. Но словно кто-то незримый стоял за спиной и толкал ее туда. Она, леденея от предчувствий, подошла к бане. На глаза ей попалась кочерга. Юля прихватила ее для храбрости и потянула на себя дверь. Та со скрипом открылась. Из глубин помещения пахнуло дымом, смесью хвойного мыла и пеньки. Она заглянула внутрь и, не увидев никого, осторожно вошла. Окно в бане было занавешено и плюс ко всему прикрыто плотной грязной тряпкой. Юля нашарила на стене выключатель. Свет вспыхнул. Она огляделась в поисках следов чужой жизни, попыталась обнаружить присутствие чужака. И – о ужас – нашла! В середине, на промятых пружинах, лежала подстилка из ватной фуфайки. За занавеской, на узкой раме окна лежали целая сигаретина «Прима» и неполный коробок спичек. В углу за диваном валялась куча тряпья. Она, конечно, могла остаться от прежних обитателей: какая-то бесформенная тряпка из байки, ватное одеяло, сшитое в позапрошлом веке из цветных лоскутков, мужская рубашка с обрезанными рукавами, застиранные детские ползунки, которыми, похоже, уже давно мыли полы или окна.
Обследовав угол, Юля двинулась из предбанника в баню. В самой бане весь закопченный потолок был увешан пучками трав, валялось несколько старых березовых веников. Юля повертела в руках кусок потрескавшегося хозяйственного мыла и потрогала пеньковую мочалку с одной лямкой. Мочалка оказалась влажной! Юля отбросила ее, словно дохлую мышь. Она вылетела в предбанник и остановилась, с трудом переводя дух. Но уйти не смогла. Словно находок, обнаруженных в бане, ей показалось мало, как сыщику – улик, она подошла к дивану и попыталась приподнять его. С трудом ей это удалось. Она заглянула в ящик под диваном, где обычно хранят одеяла и подушки, и увидела там небольшую стопку газет. Придерживая диван одной рукой и бедром, Юля свободной рукой достала газеты. Уселась на диване и стала листать. Издания были разные. Здесь имелись страницы «Аргументов», несколько фрагментов «Пульса Поволжья», аккуратно оторванные странички «Комсомолки». Номера были относительно свежие, в основном за последний год. Учитывая тот факт, что последние полтора года в доме официально никто не проживал, Юля пришла к выводу, что газеты собирал ее невидимый квартирант. Собирал просто так? На растопку? Почитывал? Почему не полностью газеты, а только отдельные страницы? Юля еще полистала, ничего особенного в них не нашла. Загадки, цепляясь одна за другую, громоздились в голове. Сердце торопливо прыгало в груди.