Дочери Лота и бездарный подмастерье. Часть 2 - стр. 4
IV
Спорность положения, согласно которому древнеримская культура должна была характеризоваться по культурной ценности, зародившейся в ней, когда ее пик был уже пройден, с самого начала противостоявшей ей и волей-неволей стремившейся ее подорвать, была легко разрешена соображением, что отрицающее начало, то есть христианство в данном случае, сильно зависело от отрицаемого, языческого древнеримского мира. То, что именно в христианстве древнеримские достоинства отразились лучше всего, было для Подмастерья действенным рабочим положением, и поэтому тратить время на его уразумение не приходилось.
Но что же подстерегало замысел Подмастерья? Если бы он убедил себя в недостаточности христианства для понимания подлинных трудностей проституции, то тем самым у него получилось бы восхваление древних римлян за кардинальное духовное противостояние христианства и древнеримского язычества, и неотложной задачей стало бы устранение этой неувязки. Но как?
Развенчать оба мировоззрения казалось сверхзадачей, отступление перед которой без боя не очень-то воспламеняло душу. Но и без оглядки бросаться на нее, чтобы сломать себе шею, было не очень-то разумно. Останавливаться на полдороге было невозможно из-за вошедшей в свои права инерции и, оставаясь под тонким покрывалом с закрытыми глазами, он решил было рассчитаться и с Древним Римом и с его порождением, ставшим его могильщиком.
Выбор материала произошел внезапно. Им стал известный новозаветный эпизод с Христом и прелюбодейкой, приведенной к нему на суд. Принимаясь за изучение новозаветных книг, Подмастерье каждый раз признавался себе в неудовлетворительном понимании им изучаемого, и чем проще казалась с каждым прочтением ткань повествования, тем сложнее становилось постигать ее разумом.
Подмастерье вспомнил, что долго бился над подзаголовком этого эпизода, который по воле редакторов имеющегося у него издания, указывал на “прощение грешницы”. С одной стороны, было ясно, что в этом подзаголовке выраже но одно из возможных пониманий происшедшего, но ни с толкованием действия Иисуса как прощения, ни тем более с классификацией приведенной к нему женщины как грешницы он не мог согласиться.
Он полагал, что в действии Иисуса важным было не столько прощение грешницы, сколько осуждение тех, кто привел ее к нему и кого новозаветный писатель называл “кни жниками и фарисеями”, неоправданно сваливая в одну кучу. Травля книжников, несмотря на их существующие и несуществующие грехи, и отдаленность от подлинной начитанности и образованности не могла нравиться Подмастерью, и он не мог стать на сторону необразованных и чистых сердцем, даже если бы все книжники поголовно темнили в душе.