Дочь таксидермиста - стр. 13
В последние пару недель Гиффорд был сам не свой. Словно им владели какие-то трудноопределимые эмоции. Страх? Вина? Горе? Конни не имела ни малейшего представления, заметила только, что, когда он все-таки выходит из комнаты, то мимо окон проходит всегда быстрым шагом. И еще он несколько раз спрашивал, не приносили ли каких-нибудь писем. Дважды Конни слышала, как он плакал.
Ей было тревожно за него. И не только за него, как она поняла теперь.
Внезапно внимание Конни привлекло что-то, блеснувшее посреди канала. Яркая вспышка, похожая на сигнальный огонь корабля. Откуда это – со старой соляной мельницы? Конни приставила руку козырьком к глазам, но ничего не увидела. Только несколько домишек, разбросанных по берегу со стороны Апулдрама.
Стараясь заглушить тревожные мысли, Конни раскрыла дневник на записи от 25 апреля и разгладила страницы. Придя из церкви, она сразу же записала свои впечатления и мысли (она всегда записывала то, о чем рассуждала сама с собой), пытаясь разобраться в том, что произошло. Переписала имена всех, кого знала, и набросала пером портреты незнакомцев. Женщину в синем пальто тоже нарисовала, хотя тут же поняла, что может описать только ее одежду и шляпу, но совершенно не представляет, как выглядела она сама.
Конни допила остатки кофе и начала читать.
Традиция традицией, однако Конни все же усомнилась тогда (и сомневалась сейчас), что все эти люди собрались у церкви в канун Святого Марка сами по себе, не сговариваясь. И уж во всяком случае ее отец никак не должен был оказаться среди них. Она никогда не видела, чтобы он ходил на службу – ни на Троицу, ни на Рождество, ни даже на Пасху.
И этот странный вопрос, заданный шепотом, который долетел до ее ушей, когда снова зазвонил колокол. «Она здесь?» Выговор образованного человека, не деревенского жителя. «Она здесь?» Смысл вопроса совершенно менялся в зависимости от интонации.
Песня Мэри все летала по углам дома – певучие ноты плыли в сладком послеполуденном воздухе.
Конни услышала их раньше, чем увидела.
Она подняла голову: низко над головой пролетала пара лебедей-шипунов. Длинные шеи вытянуты, клювы – яркие оранжевые мазки, мерные взмахи крыльев в воздухе. Конни повернула голову, провожая их глазами.
Лебедь. Белые перья.
Ее пронзило внезапно ожившее воспоминание из канувших дней. Ей лет девять-десять, ее длинные каштановые волосы перевязаны желтой лентой. Она сидит на высоком деревянном табурете у кассы в музее.