Дочь Сталина - стр. 24
Когда Надя вернулась в кремлевскую квартиру, она ушла в свою комнату и закрыла дверь. После четырнадцати лет брака они со Сталиным спали отдельно. Ее спальня была справа от столовой, спальня Сталина слева, к ним вел общий коридор. В детские комнаты можно было пройти по другому коридору, дальше по нему находились комнаты прислуги.
Некоторое время спустя, тем же утром, Надя взяла маленький маузер, подаренный ей братом Павлом, и выстрелила себе в сердце.
Кажется, никто не слышал выстрела. Его не могли услышать ни дети, ни слуги. Охрана в те дни не ночевала в квартире. Сталин, если и был дома, то спал как убитый.
Домоправительница Каролина Тиль, как обычно, приготовила для Нади завтрак. Войдя в комнату она нашла Надю лежащей на полу возле кровати в луже крови. Маузер все еще был у нее в руке. Тиль побежала в детскую, разбудила няню Светланы, Александру Андреевну, и они вместе вернулись в комнату Нади. Женщинам удалось поднять тело на кровать. Они побоялись звонить Сталину, известному своими непредсказуемыми реакциями, и позвонили вначале крестному Нади Абелю Енукидзе, потом Полине Молотовой. В конце концов, Сталин проснулся и вошел в столовую. Они обе обернулись к нему: «Иосиф Виссарионович, Нади больше нет с нами».
Позже поползли слухи, что после вечеринки Сталин уехал в Зубалово с другой женщиной и вернулся домой под утро. Они с Надей поссорились, и он застрелил ее. Таких историй рассказывалось очень много, появлялись самые различные варианты развития событий. Более убедителен тот факт, что вся семья была уверена, что Надя покончила с собой, и поражалась, как она могла бросить детей.
Родственники также утверждали, что Надя оставила очень горькую записку с обвинениями в адрес Сталина. По всей видимости, он уничтожил ее, только прочитав. Жена Павла, Женя, рассказывала, что первые несколько дней после смерти Нади Сталин был в шоке: «Он говорил, что не хочет больше жить… Сталин находился в таком состоянии, что мы боялись оставлять его одного. Временами у него случались вспышки ярости».
Семье хотелось видеть Сталина подавленным, и, возможно, так оно и было. Он по-своему любил Надю, и его любовные письма это подтверждают. Даже тираны бывают сентиментальны. Но все переживания Сталина были направлены только на себя. Свояченица Сталина, Мария Сванидзе, записала в своем дневнике такой момент. Когда она сказала Сталину, что винит Надю в том, что она оставила своих детей, он ответил: «Дети забудут ее через несколько дней, а мне не будет покоя до конца моей жизни». Трудно представить, что отец может сказать такое о своих горюющих детях, но эгоизм Сталина выглядит правдоподобно. Светлана всегда была уверена, что самоубийство матери обострило паранойю Сталина: никому нельзя доверять, даже самые близкие могут предать.