Дочь олигарха - стр. 24
– Ладно, – говорит Син-Джин. – Сейчас откреплять некогда. К тому же вряд ли доктор Мун обратит сегодня на это внимание. Давайте. Быстро.
Сесть не на что, поэтому все они стоят перед большим столом красного дерева, и из ног у всех торчат обрывки ниток, как у заброшенных игрушек. На деревянных панелях, которыми обит кабинет, висят мрачные картины. Ни на одной из них не изображена принцесса Августа. Это все мужчины, верхом на лошадях.
Доктор Мун – старый важный господин, который выглядит точь-в-точь как все остальные старые важные господа. Его тело – мешок, набитый мертвыми котятами, а кожа – пыльная антикварная редкость. Ходит он, всегда выразительно прихрамывая, потому что как-то раз попал ногой в крысоловку в колониальной дыре, где служил его отец. В общем, он – иной вид, таких полагается уважать и почитать, и…
Он делает глубокий вдох.
– Доброе утро, девочки.
Повисает неловкая пауза. У директора на лице читается страдание – то ли ему действительно плохо, то ли он просто хочет, чтобы это читалось у него на лице.
– То, что я сейчас скажу, конфиденциально. С другими учащимися об этом говорить нельзя, вам понятно? Предмет нашей беседы – закрытая информация.
Серьезные лица, кивки. Конечно, сэр. Как скажете. Тетя Соня не согласилась бы на такие условия договора, но тети Сони здесь нет. К тому же она, возможно, уже не помнит, каково это, когда тебе пятнадцать и ты вот-вот услышишь секрет от директора школы, в которой учишься.
Доктор Мун долго и тяжело вздыхает – похоже на самолет, который идет на посадку. Наконец самолет останавливается.
– Бьянка умерла, – говорит он. Говорит ровным голосом, без эмоций.
Таш пробирает смех. Она чувствует, что и остальных девочек тоже подергивает. Им всем нестерпимо хочется засмеяться, чтобы…
А, нет, не всем. Доня в обмороке. Син-Джин обмахивает ее чем-то – возможно, “Общим прологом к «Кентерберийским рассказам»”. Может, это даже тот самый экземпляр, к которому прилипли кусочки мертвого шмеля. Она звонит в медпункт. Остальные стоят и изо всех сил делают вид, что они достаточно взрослые, чтобы найти в себе силы принять эту новость без смеха и без обморока. Разве тут возможны какие-то другие реакции? Таш испытывает странное возбуждение – как когда стоишь на краю высокого трамплина. Она чувствует, как кровь пульсирует во всем теле, замечает, что покачивается, хватает ртом воздух, но в обморок не падает. Никто не знает, что делать. Кто первым заплачет? Наверное, от них ждут, что они заплачут? Но если они станут плакать из-за чего-то секретного, ведь другие люди все узнают? А если они не станут плакать из-за смерти подруги, то…