Дочь моего злейшего врага - стр. 42
Внутри все клокочет и готово взорваться как при атомной войне. Мне неприятно осознание того, что в этом милом доме может находиться другая женщина, придающая вокруг тело и уют. Мебель, ковер, занавески на окнах, немного фотографий на каминной полке, дипломы, награды… А вот это меня очень заинтересовало.
Поэтому пока что Глеб отправился за обещанным чаем с какими-то там пирожными, подхожу поближе к стене и разглядываю лакированную, блестящую бумагу в рамках. Все вроде как на итальянском языке, который я ни черта не знаю. Английский, французский в совершенстве, так еще и китайский. Отец в свое время заставил на курсы пойти, дабы его дочь знала не только родной, русский язык, но и несколько других.
- Практически вся моя жизнь, – резко дергаюсь при звуках его голоса, схватившись за сердце, – прошла в Италии. В Риме, где окончил университет и открыл свою адвокатскую фирму.
Поворачиваюсь к мужчине именно в тот момент, когда он ставит на стол две чашки, маленький чайник и тарелку с пирожными. Выглядит эта сладость очень аппетитно, аж слюнки потекли. К тому же мне кажется, что она не покупная, а именно домашняя. От этого еще больше захотелось попробовать.
Ведь дома я так ничего и не поела, даже крошки во рту не было, так как сучка Аделаида вывела меня из себя, а потом и отец встал на ее сторону. Порой я очень жалею, что бабушка далеко от меня, где-то в Таиланде греет косточки уже более десяти лет и к нам крайне редко приезжает. Да и папа рад, что теща не появляется в нашем особняке так часто.
Слышу легкое покашливание от Глеба. Поворачиваю к нему голову и понимаю, что подвисла на добрых две минуты. Просто вся в мыслях утонула, что даже не замечала ничего вокруг. Особенно того, что он слишком уж долго задерживал на мне свой проникновенный взгляд чертовски прекрасных голубых глаз. Тут не только мурашки танцульки на теле устроят, но и парад с электрическим током, затрагивающим все участки кожи.
- Неужели, кто-то доверил тебе защищать их интересы в суде? – ну вот не могу я без колкостей, так и лезут они наружу. Поддеть же преподавателя – дело святое. – Не боялись быть опозоренными?
- Тебе когда-нибудь говорили, что ты та еще язва? – кладет руки на спинку дивана и закидывает ногу на ногу. Как будто сам Аполлон передо мной сейчас сидит, а я как бедная крестьянка отчитываюсь за свои действия перед самим Богом.
- Язва может плохо сказаться на вашем желудке, Глеб Александрович, – намеренно ему выкаю, чтобы хоть какие-то границы соблюсти. – Потом долго будете избавляться от страшного диагноза.