Дочь атамана - стр. 4
У Гранина вышло все наоборот, за что канцлер и наказал его этим заточением.
Не переставая шептать, он перешел в светелку, присел на краешек кровати, где была уже удобно расположена Лядова, осторожными касаниями принялся втирать мазь в шишку на ее голове.
— Алексеич, я пойду, — зевнул Сема, — служба у меня, сам знаешь, круглосуточная. Кто знает, кого еще нелегкая до тебя принесет.
— Ступай, голубчик, — согласился Гранин, не глядя на него.
Пациентка дышала ровно и глубоко и, несмотря на ранения, казалась полной здоровья и молодой задорной силы.
Ее мать отличалась удивительной хрупкостью, Гранин помнил смертельно белое лицо, утратившее от боли и страха всю красоту, отекшие запястья, искусанные губы.
Она прикрывала руками огромный из-за многоводия живот и смотрела на Гранина умоляющими глазами.
Молила в ту ночь юная дочь влиятельного канцлера только об одном: любой ценой спасти ее ребенка.
Сохранить обоих даже у Гранина, известного столичного лекаря, не получилось бы. Слишком поздно привезли к нему роженицу, слишком она была ослабевшей, не осталось у нее на борьбу никаких сил.
Нужно было или резать мать, чтобы дать шанс ребенку, или принимать роды, во время которых младенец точно бы не выжил.
Страшный выбор, но не первый в практике Гранина. Обычно он всегда предпочитал спасти мать, памятуя о том, что младенцы, будто кутята, невеликая редкость, но в этот раз воля юной умирающей девочки оказалась сильнее.
— Доктор, — слабо сжав его руку, прошептала она, — мне же все равно не жить без сына… я же все равно без него до первого пруда или веревки…
У нее родилась дочь, и жизнь матери оборвал скальпель, а не веревка. И на Гранина пала вся мощь ярости великого канцлера.
2. Глава 02
Саша очнулась от резкого запаха полыни и поняла, что у нее болит все и везде. Еще не открыв глаз, она прислушалась к себе и печально определила, что эту дуэль она проиграла.
Какой конфуз, Гришка, папенькин денщик, будет смеяться над ней до святок.
Застонав, Саша попыталась сесть и тут же оставила эту попытку. Чья-то рука мягко удержала ее на месте.
— Тише, голубушка, — совсем рядом прозвучал глубокий, богатырский прямо голос, и Саша наконец подняла тяжелые, присыпанные песком веки.
Над ней склонялся седовласый старик с удивительно светлыми, хрустальными глазами, похожими на весенние льдинки.
От его умного, спокойного и внимательного лица веяло таким умиротворением, что Саша тут же обмякла и спросила шершавым чужим голосом:
— А голова-то почему раскалывается?
— Потому что тебя, душа моя, по ней стукнули, — пояснил старик и улыбнулся, отчего лучики его морщинок осветили довольно суровую физиономию.