Дочь атамана - стр. 19
— Голова у вас болит от настоек Разумовского, — не смутилась Саша, — и собственного упрямства. Ну что вам за интерес держать меня в городе, ведь вы и замуж меня выдавать не намерены.
— А ты, стало быть, теперь захотела замуж?
— Я захотела в усадьбу, — тоже рассердилась Саша, — третью неделю ведь уже говорю!
— Что тебе делать зимой в усадьбе? — загремел отец. — Там уже шесть лет никого, кроме глухого сторожа, нет! Поди и шпалеры отвалились, и дерево рассохлось!
— Ну вот и пора привести все в порядок.
— Ну почему у всех дети как дети, а у меня наказание божье!
Изабелла Наумовна, невозмутимая и привычная к различным проявлениям лядовского характера, обыкновенно в такие минуты благоразумно хранила молчание, но сегодня и ее какой-то бес дергал за язык.
— А и правда, Александр Васильевич, — спокойно проговорила она, поливая блин вареньем, — опустили бы вас нас с Сашей в деревню. И сами видите, что девочка места себе в четырех стенах не находит, с тех пор как…
И она замолчала, испуганная.
— Ну вас к чертовой бабушке, — устало вздохнул отец, — пойду спать. И не подходи без меня к жеребцу, Саша!
Она только молча кивнула, раздосадованная и отцовским невыносимым характером, и оговоркой Изабеллы Наумовны.
Отец строго-настрого запретил все упоминания о том, что Саша побывала в лечебнице канцлера. Тогда, несколько месяцев назад, она едва вошла в дом, как сразу поняла: ох тяжелы оказались для домашних пять дней ее лечения.
Повар Семенович рассказал, что сначала атаман едва не спятил, когда обнаружил, что Саша исчезла прямо с дуэли, да еще и раненая. Снарядил всех, кто квартировался на зиму в городе, на поиски, но потом пришла золотистая записка от самого канцлера, и тогда атаман окончательно сбрендил, запил, затосковал и грозился развалить Грозовую башню по кирпичику, а самого канцлера разорвать на клочки.
Записка та была сожжена в печи, и написанное осталось в тайне для всех обитателей дома, известно было только, что говорилось в ней, будто Саша в безопасности и скоро сама вернется.
И так отец крепко стиснул ее в медвежьих объятиях, стоило ей выйти из коляски, которую предоставил огромный Семен, помощник доброго лекаря, что Саша не решилась говорить ни о швах, ни о маме, ни о канцлере.
К чему теперь ворошить прошлое, рассудительно решила она, если ничего уже не изменишь. Она подождет и заведет разговор этот позже, когда отец не будет так встревожен, куда уж теперь спешить, когда Катенька Краузе мертва и никто ее не спас.
Однако несчастливая судьба доброго лекаря ужасно ее беспокоила, и Саша первым делом отказалась от всех своих потешных дуэлей, заперевшись дома затворницей и обдумывая, как бы ей встретиться с канцлером.