Добрые книжки. Книжка странствий. Книжка умелых рук. Книжка чудесных дел - стр. 35
Алексей Николаевич продемонстрировал копию старинной гравюры «Липовая Гора – как центр вселенной», и уборщица, тщательно вытерев мокрые руки об подол фартука, приблизила рисунок к глазам.
– Тут и река есть на рисунке с кораблями, посмотрите только! – с вполне искренним восторгом сообщила она Алексею Николаевичу. – И дома повсюду построены, чтоб люди в них жили. А ещё посмотрите, я вижу совсем махоньких человечков подле одного дома и они, кажется, о чём-то переговариваются между собой неспеша, какие-нибудь новости обсуждают. Да мало ли в то время было новостей – уж всяко не меньше, чем сейчас – люди завсегда неожиданно рождаются и помирают.
– Вы правы, это несомненно река. – добродушно прищуриваясь, сказал Алексей Николаевич. – Корабли по реке плавают, люди в домах живут – вы все правильно говорите.
– И река наверняка прозывается Волгой, другие-то реки вряд ли тут протекали в стародавние времена. – предположила доверчивая тётушка. – Как поразмыслишь, сколько раньше в мире всякого интересного было, сколько затейников нами управляло, как вспомнишь дивные истории своих бабушек и дедушек – так в нынешнею пору и жить не хочется.
– Это вы напрасно грустите, это у вас внутренняя печаль присутствует, вы её гоните прочь. – Алексей Николаевич попробовал утешить собеседницу заигрыванием указательного пальца. – И не настолько безмятежно жилось нашим предкам, как вы возможно подумали, разглядывая гравюру и представляя себе, что все эти люди, после весёлого совместного труда, садились на кораблики и с удовольствием катались наперегонки по Волге, а то и закидывали сети с целью наловить рыбки для ухи, а то и просто принимали солнечные ванны, развалившись на палубных шезлонгах. Нет уж, много кровавого зла творилось на древней русской земле, а драгоценная наша Липовая Гора вообще была окружена мистическим ореолом и отпугивала не только вражеские племена от нашествия, но и соседи опасались заглядывать сюда без лишней нужды.
Алексей Николаевич и сам в стотысячный раз с любопытством разглядывал гравюру.
– О чём же таком мистическом вы разузнали, Алексей Николаевич? – несколько воровато уборщица допила кофе и попросила ещё. – Известно, что вы человек образованный и много чего повидавший, а мы люди серые. Расскажите мне про Липовую Гору, а я послушаю.
– О, несомненно вам будет интересно меня послушать. – торжественно проговорил Алексей Николаевич, увлекая собеседницу к книжным шкафам, подальше от кофейника. – В некоторых летописях, относящихся по-видимому к тому же периоду, что и данная гравюра, вполне убедительно сообщалось, что южная часть города Ярославля и его окрестностей – это аномальная зона. Те расстояния, которые, при взгляде на карту, казалось бы, могли преодолеваться обыкновенным человеческим шагом за несколько часов, в реальности преодолевались за несколько дней, а то и недель. Например, описывается некий странствующий монах Афиноген, заночевавший у стога сена крестьянина села Дядьково, и не способный с утра перешагнуть линию поля, на котором находился стог. Только к обеду выбрался на поле сам крестьянин, потребовал с монаха уплаты за ночлег и указал дорогу на речную пристань. Афиноген расплатился и побрёл своим путём, намереваясь уже к вечеру добраться до левого берега Волги, где предполагал проповедовать среди раскольничьих скитов. Но изумлению его не было конца, когда к полуночи он вышел на тоже самое поле, к тому же самому стогу сена. На следующий день он опять-таки расплатился с крестьянином за ночлег, но поступил на этот раз хитрее, а именно: схватил шустрого малого за ухо и пообещал предать анафеме, ежели тот не укажет верную тропу, чтоб вырваться из мистического круга. Напуганный крестьянин указал этот путь, получил толику увещаний и намёков на кару Божию, но сам Афиноген – хоть и покинул злополучное поле, сжигая следы своего пребывания на нём – ещё несколько дней бродил по окрестностям, пока не вышел-таки к пристани, где его измождённым подобрали рыбаки и отправили на лечение в фельдшерский пункт села Дядьково. Судя по всему, там монах и скончался, не ведая причин для западни, в которую он попал. Кажется, и сам летописец, занося суть сих странных событий на пергаментный свиток со слов пожилого фельдшера (будучи тайным масоном-розенкрейцером, решившим под конец жизни исповедаться), не очень-то верил тому, что записывал. Но, слава Богу, всё это дела давно минувших дней, и сейчас ничего подобного в наших краях не наблюдается.