Добро пожаловать в Сурок - стр. 73

По правде говоря, с нашего с Русланом разговора подле Артемиды прошло две недели, и я, увлекшись собственными успехами в учебе, и думать забыла о нелепых подозрениях одногруппника. А сам он эту тему больше не поднимал.

Значит, таки не бросил свою теорию заговора?

Отступаю от окна и, наконец, забираюсь в постель. Не побегу же я за Любимовым в сад, в самом-то деле?

Воспоминание 55

14 мая

Холодно. Холод пробирает насквозь. Обнимаю себя руками, но не помогает: ледяные ладони на голых плечах только усугубляют. Почему я не надела куртку? Сейчас она бы мне очень пригодилась. Ах вот же она! Снимаю белую джинсовку с одной из низко опустившихся к земле еловых лап и кутаюсь в нее по самый нос, поднимая воротник. Не помогает, холодно.

Бреду в темноте. Тропинка узкая, кусты с обеих ее сторон разрослись настолько, что цепляются кривыми ветвями за одежду. Ноги путаются в траве, тонкие зеленые стебли не только заползли на каменную плитку с боков, но и пробиваются меж извилистых трещин, оплетя все вокруг и образовав под ногами что-то вроде паучьей сети.

Падаю. Разбиваю колени, но боли не чувствую, только досаду за свою неуклюжесть. В недоумении смотрю на перепачканные кровью ладони и плиты дорожки. Много, крови много. Наверное, Семен Семеныч охотился, а значит, на ужин будет крольчатина.

В этот момент замечаю нечто, висящее на ветке неподалеку. Отряхиваю с ладоней кровь, которая тут же осыпается на землю, как песок, и шагаю к дереву. Хвост, на ветке висит серый пушистый хвост в черную полоску!

Вскрикиваю, отшатываясь, роняю свою находку в траву, ставшую вдруг по колено, и бегу в темноту. Стебли поднимаются все выше, обвивают ноги, норовят оплести полностью и затащить в глубину.

Бегу. Афродита. Пустые глазницы светятся красным, а каменные губы изгибаются в улыбке.

— Беги, беги, дурочка, — произносит статуя хорошо поставленным мужским голосом, после чего ее поверхность идет мелкими трещинами. Одна рука отваливается и падает в травяное море, пропадая в колышущейся бездне с глухим хлюпом.

Бегу. Посейдон стоит на одном колене, вдалбливая трезубец в распластанного на земле олененка Артемиды.

Вскрикиваю в ужасе и не успеваю зажать себе ладонью рот, как горящий огнем взгляд бога морей упирается в меня. Статуя оставляет свою жертву и шагает ко мне. Пячусь, оступаюсь, проваливаюсь в пустоту, лечу вниз.

Я в глубокой яме. Края слишком высоко — не выбраться. А надо мной только черное небо с «глазами» двух полных лун.

— Руку!

Хватаюсь за протянутую ладонь. Меня тянут вверх; цепляюсь за корни, а затем мертвой хваткой в своего спасителя.