Добро пожаловать в Сурок - стр. 49
Шум смолкает так же неожиданно, как и появляется. Кажется, я снова могу дышать. Что и делаю, тяжело, с надрывом, со свистом в легких. Открываю крепко зажмуренные глаза и вижу директора, лицо взволнованное. Он тоже на коленях, на этот раз позабыв о том, что брюки могут измяться. Стоит напротив, а его большие ладони поверх моих, сжавших виски.
— Лера, ты меня слышишь? — видимо, спрашивает не в первый раз.
Медленно киваю. В голове звон.
— Слышу, — шепчу. Сил говорить громко нет.
Это же надо — снова «взорваться», да еще и прямо в кабинете директора. Реутов же говорил, что после такого всплеска, как тот, что произошел у меня при виде мертвой бабушки, я не скоро смогу устроить большой бадабум. Хотя и пол вокзала ломать от злости я тогда тоже не должна была. Черт-черт-черт.
— Лера, что случилось? — Станислав Сергеевич убирает от меня руки, но с пола пока не встает; заглядывает в глаза.
Что уж теперь? Шмыгаю носом, отвожу взгляд, пялюсь на свои колени, которые непременно бы разбились, не будь напольное покрытие достаточно мягким.
— Помните десять лет назад пассажирский самолет разбился? — заговариваю глухо. — Мои родители решили полететь в отпуск без меня. Подумали, что я уже взрослая и могу остаться с бабушкой. Я осталась. А они не вернулись... — замолкаю. Мужчина напротив ждет и не торопит. В горле ком размером с хэллуинскую тыкву. — На маме было платье с такими же бабочками… В тот день. Вдруг вспомнила.
Директор шумно выдыхает и поднимается. Слежу за ним исподлобья, будто жду, что он меня ударит. Глупо, пока он не сделал мне ничего плохого. Просто в принципе сейчас чувствую себя побитым щенком.
Оконная рама и правда распахнута, мне не показалось. На полу и на столе осколки стекол, с одной рамы жалюзи слетели, на второй держатся на честном слове и перекосились. Бабочки…
… Исчезают прямо на моих глазах. Рамы захлопываются, осколки взлетают в воздух и возвращаются на место. Жалюзи тоже возвращаются. Только без бабочек, белые, матовые, однотонные.
Директор подходит ко мне, протягивает руку; встаю.
— Ничего страшного сейчас не произошло, — заверяет, хотя я ничего и не говорю. Что тут скажешь уже? — Рановато ты восстановилась, — продолжает тихо, словно сам себе. — Но не переживай, всякое случается.
Чувствую благодарность. Редко со мной такое. Неуютно, обидно и в то же время — благодарность. До слез. Держусь.
Отчего-то вспоминаю своего спасителя в кожаной куртке. Тогда я чувствовала примерно то же самое, только еще и рыдала и цеплялась за него, как чумная.
Кошусь на Князева. Мог ли это быть он? Может, у меня на него такая реакция просто? Рост такой, телосложение… Мне показалось, худее, но с уверенностью утверждать не возьмусь. Директор Сурка в моем районе? Может ли такое быть? А с другой стороны, почему бы и нет? Кто ему мешал быть в этот момент в Москве?