До последнего вздоха - стр. 32
– Тебе мама должна позвонить? – стоило телефону оказаться у меня в руках, спросила Надия.
– Нет.
Дочь разочарованно вздохнула. Да чтоб… По моим подсчётам, всё уже должно было состыковаться. Сроки вышли, даже если накинуть пару часов сверху. Просчётов быть не могло. Так какого дьявола происходит?!
На сей раз я сдержался. Отложил телефон молча. Шкатулка затихла, доиграв до конца. Тишина было стала давить на уши, но тут себе под нос замурлыкала Надька. Коснулась моих разбитых костяшек и ласково погладила пальцами. Отдёрнула руку и, пытливо заглянув перед этим в глаза, села у моих ног на ковёр. Горло затянуло колючей проволокой.
– Это у тебя что? – я спустился к дочери. Взял камень, который она вытащила из кармана. – Зачем ты это принесла, Надь?
– А кто такая горошинка?
Дочь смотрела на меня глазами своей матери, только во взгляде её не было черноты прошлого.
– Что ещё за горошинка?
Надька подала мне красивый чёрный камень. Я взял его, чувствуя себя дебилом. Разобраться с делами собственной компании, выстроить цепочку с заделом на месяцы вперёд для меня было само собой разумеющимся. Но понять, что в голове у собственного ребёнка… На это была способна только Стэлла.
– Это камень-мама, – пояснила Надя, поймав мой вопросительный взгляд. – Это папа, – показала на большой у меня в руках. – Это дочка, – отдала мне маленький кругленький.
Я вскинул голову. Дочь как ни в чём не бывало подтянула к себе ноги. Крохотный, размером с бусину камень так и лежал на её раскрытой ладошке, а меня начинало накрывать.
– Кто тебе сказал про горошину? – схватил её руку так сильно, что Надя испуганно распахнула глаза. Опомнился, только когда она стала высвобождать кулачок. – С чего ты взяла про горошину?
– Это мама… – она шевельнула губами. – Мама сказала, что это просто горошина. Пап, почему ты злишься? Кто такая горошина?
Злился ли я? Нет. То, что во мне разгоралось, нельзя было назвать ни злостью, ни яростью. Кровь бурлила раскалённой лавой, накинутая на горло колючая проволока впилась шипами. Если бы в меня всадили ржавый нож и пару раз провернули, было бы и то лучше.
Горошина… Я порывисто хватанул дочь за кофту и с рыком сжал в руках. Она пискнула, а я сгрёб кофту у неё на спине. Глубоко вбирал её запах, стараясь не слететь с катушек. Костяшки ныли, кожа снова полопалась, и только эта боль в сочетании с нежным запахом дочери немного отрезвляли меня. Я пугал Надю, но, понимая это, не мог заставить себя отпустить. Втягивал носом у её виска и был уверен: перестану делать это – загнусь тотчас же.
– Когда она тебе это сказала? – просипел я. – Когда мама сказала тебе про Горошину?