Размер шрифта
-
+
До и после. Стихи и песни - стр. 14
Промчались мимо войны и невзгоды,
Чума, холера, голод, недороды.
Вот мне четыре сотни тридцать три,
А приходи-ка ты, мой друг, весной
Сюда, на эту самую аллею.
Увидишь, я, как прежде, зеленею
И расцветаю, словно молодой!»
Его послушал я ещё минуты две.
Но был мороз, и я ушел. Пусть это грубо,
Но так не хочется «дать дуба» возле дуба,
Пусть даже и старейшего в Москве.
09.02.21
Летняя картинка с фонарём №136
А что фонарь? Ему до фонаря,
Что лиственница ласковой рукою
Его обнять пытается порою.
Он всё ворчит – «Стараетесь вы зря!
Вы приняли за дерево меня.
Но это лишь досадная ошибка.
А то, что посчитали вы улыбкой —
Лишь бледный свет вечернего огня,
Горящего во мне по вечерам.
Но он, увы, не вам лишь предназначен,
Бюджетом городским с лихвой оплачен,
Он светит всем, кто ходит в гости к нам.»
«Прошу меня простить, железный друг, —
Шептала лиственница удивленно —
Что я, пытаясь прикоснуться к клёну,
Своею веткой вас задела вдруг!»
А что же клён? Он равноудалён
От лиственницы, бархатно-зелёной
И фонаря, что между ней и клёном
И ни в кого из них он не влюблён.
Как благодарен я судьбе своей
За все её кредиты и подарки,
За долгие прогулки в старом парке
И отдых на скамье среди аллей,
За то, что я душою не ослеп,
Что муза посещает временами,
Что разговор деревьев с фонарями,
Мне до сих пор понятнее, чем рэп.
Снежные мысли
Звуки за окнами – «вжик», да «вжик»,
Как информация о снегопаде.
Чистит дорожки дворник-таджик
В огненно-рыжем своём наряде.
Затемно чистит, пока ещё спят
Жители коренные,
Спят их машины, вставшие в ряд,
Спят их дома большие.
В снежной постели город лежит,
Крепок и хлебосолен.
Тихо вокруг, и дворник Фарид
Жизнью своей доволен.
Но дети его подрастут и пойдут,
Каждый дорогой своею:
Дочери – замуж, сын – в институт.
Дети отцов умнее.
Этому длиться из века в век,
Нам же в догадках теряться —
Кто в городах будет чистить снег
Скажем так, лет через двадцать?
Наш человек от лопаты отвык,
Да ведь и я не пойду в кочегарку.
Чистой дорожке, что вымел таджик,
Радуюсь, как подарку.
Моссельмаш
Этот район назывался «Чикаго».
Видимо, тот ещё был район.
Чёрный барак двухэтажный, общага,
Мат трёхэтажный со всех сторон.
Оно и понятно, с далёких окраин
Сюда по лимиту съезжался народ.
По Конституции – главный хозяин,
По жизни, как правило, пьющий сброд.
Барак двухэтажный в прошлом остался,
Но жив и здоров трёхэтажный мат,
Который из уст алкашей перебрался
В нежные губы юных девчат.
Михалково
Вот здесь в отставке, чуть ли не в опале
Граф Пётр Панин старость коротал.
Пруды, быть может, так же отражали
Мосты, беседки, всё, что создавал
Известный зодчий, следуя примерам,
Страница 14