Дневники - стр. 39
А подлинное его революционство заставило, быть может, почувствовать цензурно-скрытую остроту этой пьесы. Ну а записку целиком мы так и не могли прочесть. Написал! «Еще раз целую Ваши руки – я волновался как мальчик это (…) Вы (…) молодых и взволновали (…) сколько (?) больного (…)». Остальные слова – неисследимы.
Отмечаю отношение Керенского потому, что оно было неожиданно; а неистовая злость «старых» и всяческий восторг «юных» – как по мерке.
Да, да, все это фата-моргана, пустое, несуществующее. Разве писать проще, фактическое содержание дней, только? Не удержишься в этих рамках. Ведь, кроме главного центра, – вокруг закишели всякие «вопросы», точно издевающиеся: польский, еврейский, государственный вообще и в частности, экономический вообще и в частности… (При этом замечательно, что нет «русского» вопроса. Честное слово нет, в его надлежащей постановке.)
В воскресенье днем – наплыв молодежи. И «Зеленое кольцо», и масса «поэтов». Много полуфутуристических (вполне футуристических я еще не пускаю; они грязны, топотливы и грубы. Еще стащат что-нибудь). Потом приехал Немирович-Данченко. Опять театр!
Вчера – совсем другой «план», куча всяких «интеллигентов» («седые и лысые» в большинстве). Между прочим, Горький.
Хотят новое Англо-Русское общество создать, не консервативное. Я люблю англичан, но я так ярко понимаю, что они нас не понимают (и не очень хотят), что как-то немею при всяком сближении и замыкаюсь. Что-то вроде покорной гордости.
Конечно, из этой затеи Общества ничего не выйдет. Ах, сколько начатых «дел» у нашей отстраненной от всяких дел интеллигенции!
Богучарский смертельно болен. Я ему сейчас не завидую, но когда он умрет и привыкнет «там», – о, как я ему буду завидовать!
Богучарский удивительно хороший человек. Он – «приемлющий» войну, он один из тех, кто рвался «делать», помогать России, сжав зубы, несмотря на правительство, и… деланию этому все время правительство мешало. Ведь даже стариннейшее Вольно-экономическое общество закрыли!
Москвичи осатанели от православного патриотизма. Вяч. Иванов, Эри, Флоренский, Булгаков, Трубецкой и т. д. и т. д. О Москва, непонятный и часто неожиданный город, где то восстание – то погром, то декадентство, то ура-патриотизм, – и все это даже вместе, все дико и близко связано общими корнями, как Герцен, Бакунин и – аксаковская славянофилыцина.
У нас цензура сейчас – хуже николаевской раз в пять. Не «военная», общая. Напечатанное месяц тому назад перепечатать уже нельзя. Рассказы из детской жизни цензурует генерал Дракке… Очень этичен и строг.