Дневники принцессы - стр. 22

– Не надо, папа, я пойду спать.

Мама сразу испугалась, что я заболела, и кинулась щупать мой лоб. Я от этого опять чуть не расплакалась, и у меня, видно, лицо стало такое же, как в «Плазе», потому что папа все понял и вдруг сказал:

– Хелен, просто оставь ее в покое.

И, к моему удивлению, она оставила. Так что я заперлась у себя в ванной комнате и долго сидела в горячей ванне, потом натянула любимую пижаму – такую крутую, из красной фланели, – выковырнула Толстяка Луи из-под тахты, где он скрывался (он недолюбливает папу), и залезла в кровать.

Перед тем как заснуть, я слышала, как папа долго-долго говорил что-то маме на кухне. Его голос рокотал, как отдаленный гром. Он чем-то напомнил мне голос капитана Пикара из сериала «Звездный путь: следующее поколение».

У папы с капитаном Пикаром много общего. Оба светлокожие, лысые и правят небольшим народом.

Правда, у капитана Пикара в каждой серии все заканчивается хорошо. А вот в том, что наша с папой серия закончится благополучно, я не уверена.

Когда я проснулась сегодня утром, за окном громко курлыкали голуби, живущие на пожарной лестнице (Толстяк Луи наблюдал за ними, сидя на подоконнике, точнее, на подоконнике находилось то, что там уместилось), вовсю светило солнышко. Я встала вовремя – даже не пришлось лупить по будильнику семь тысяч раз, – приняла душ и ни разу не порезалась, когда брила ноги, и нашла на дне шкафа относительно немятую блузку, и даже причесалась так, что волосы выглядели вполне сносно. Настроение было отличное. Пятница же. Это мой любимый день, не считая субботы и воскресенья. Пятница означает, что впереди у тебя два восхитительных спокойных дня, полностью свободных от алгебры.

Я зашла на кухню и увидела маму, освещенную розовым утренним светом. Она была в своем лучшем кимоно и готовила гренки. Ради меня она вместо яиц взяла яичный порошок, хотя я уже давно снова начала есть яйца, поскольку поняла, что в магазине продаются диетические, из которых в любом случае никто не вылупится.

Только я открыла рот, чтобы поблагодарить ее за такую заботу, как вдруг послышалось шуршание.

За обеденным столом (ну вообще-то за обычным кухонным, у нас и столовой-то нет, чтобы поставить там обеденный стол) сидел папа и читал «Нью-Йорк Таймс». Он был в брючном костюме.

В костюме. В семь часов утра.

И тут я вспомнила. Как я могла такое забыть?!

Я же принцесса.

Господи! Отличное настроение и прекрасный день вылетели в трубу.

– А, Миа! – сказал папа.

Я поняла, что все плохо. Обычно он говорит «А, Миа!», когда собирается прочитать мне лекцию.