Дневники Ники. Скажи «Останься». Том 2 - стр. 3
Нике стало дико страшно, как будто во всем мире осталась абсолютно одна. Она обидела не просто друга, она оттолкнула часть своей души. Родной души…
Глава 61. Лотерейный билет
Мы знаем тысячи самых разных страшных историй.
И каждый в глубине души надеется, что именно с ним не произойдет ничего подобного.
Беременность – безумное путешествие в неизвестность, похожее для кого-то на русскую рулетку, а для других на лотерейный билет.
Есть куча тех, кто говорил, что к зубному ходить страшнее. И тех, кто месяцами лежал на сохранении, переживая то, о чем вспоминать, совсем не хочется.
Загудел телефон, на экране высветилось имя: ВИК.
Ника молниеносно схватила трубку и приготовилась просить. Нет. Умолять о прощении.
– Ника, – услышала она голос Марка в трубке. – Вик в больнице…
Дальше все как в тумане – густом, беспросветном, как плотное облако. Обрывки слов доносились гулом до сердца.
– Сильный стресс… Ей что-то вкололи… Она без сознания… С ребенком все хорошо…
Ника не помнила, как она оказалась в больнице. Как беседовала с Марком. С врачом. С ее мамой по телефону.
– Состояние стабильно. Переведем в обычную палату. Будем наблюдать, – холодно говорил врач. Каждое его слово гудящим звоном проникало под кожу.
Врач ушел. Тишина, как тягучая липкая масса, разливалась по коридору, стенам и потолку. Больничные стены давили, было трудно дышать.
– Мне сказали, что это девочка, – почти шепотом произнес Марк, глядя в пустоту. Он был потерянный, бледный. В лице читался дикий страх. Страх остаться одному. – Мои девочки… – он замолчал, в глазах блестели слезы. Руки дрожали от напряжения, и Марк убрал их в карманы брюк.
Его окликнул врач, и он удалился к стойке информации. Через пару долгих мгновений он вернулся и подошел к Нике.
– Сказали, что к ней можно. Ее перевели в платную палату, – он сделал паузу. – Мне бумаги надо заполнить, не могла бы…
– Конечно, пойду, – перебила его Ника и спешно направилась в указанном направлении.
Горький запах больницы. Бледные стены палаты. Белоснежные холодные простыни, такие же, как ладони Вик. Ника села у изголовья ее кровати. Теперь время тянулось прозрачной тягучей массой.
Не принято говорить о Боге вслух, не принято называть его по имени.
Бог – это личное.
В эти дни в больнице у кровати Вик личного было много. У каждого, кто дежурил в палате по очереди. У каждого, кто спал в коридоре на стуле. У каждого, кто ждал вестей у телефона.
– Здравствуй, крестница, – обратилась Ника к животу Вик. – Это снова я, твоя безумная крестная. Твоему папе надо отдохнуть, и пришла моя очередь дежурить, – Ника пыталась говорить бодро, получалось неловко, но она старалась. – Сегодня дождик, а вот завтра обещают солнце, – Ника облокотилась на жесткую больничную койку. – Когда ты научишься ходить, я подарю тебе резиновые сапожки. Они обязательно будут красные. И мы вместе будем тусить по лужам, пока твоя мама не видит. А когда тебе исполнится три, мы подарим твоему папе на день рождения рыжего пушистого кота, так, чтобы у него не было шанса нам перечить. Назовем его Васей? Тебе нравится? – обратилась к невидимой собеседнице Ника. – Недалеко от вашего дома есть набережная, я непременно свожу тебя погулять туда и покормить уточек. Только не спеши, малышка. – Ника бессильно опустила голову и уткнулась лицом в собственные ладони.