Дневники: 1936–1941 - стр. 40
28 января, четверг.
Снова погрузилась в счастливые бурные фантазии, то есть начала «Три гинеи» сегодня утром*, и не могу перестать думать об этом. Мой план, наверное, писать книгу прямо сейчас, без лишних разговоров, и тогда, возможно, к Пасхе все будет готово. И все же я позволю себе (заставлю себя) между делом набросать небольшую статью и две. Именно так я планирую пережить ужас 15 марта [дата выхода романа «Годы»]; сегодня прислали телеграмму, что до Америки «Годы» не доехали. Я должна не дать себе утонуть в трясине этого болота. И, насколько я могу судить, мой метод почти достаточно эффективен.
Л. встречается с мисс Лэнг285 наверху; я ужинаю с Хатчинсонами, чтобы встретиться с Уэллсом; а сейчас поспешу на обед.
* А закончила 12 октября 1937 года (условно говоря).
29 января, пятница.
Уэллс сильно усох. Волосы по-прежнему каштановые, но со старым лицом они выглядят крашеными. Морщины углубились, а кожа обвисла. Он был очень приветлив; положил обе руки поверх ладони Л., чтобы выразить сожаление, полагаю, по поводу их ссоры286. Будберг287 – симпатичная славянка с широким лицом; медлительная в движениях; с добрыми глазами; достойная и искренняя, как мне кажется. Не пустое место. Своим медленным ломаным английским она смогла затмить даже воробьиное чириканье Уэллса. Он сидел рядом со мной и, как мне показалось, поначалу немного опасался интеллектуалов. Мы заговорили о Шотландии; потом он посмеялся над тем, как одевался Комптон Маккензи288; затем переключился на бедность писателей и привел в пример Арнольда [Беннетта]. Он подсчитывал доходы и расходы А. Потом мы перешли к теме русской политики и каким-то образом к Тому Элиоту. Сначала Уэллс злобно прошипел «Ти Эсс» [инициалы Элиота], а затем продолжил говорить о том, что он, вероятно, имея в виду «мы», стал причиной смерти английской литературы. Страх показаться вульгарным – вот что он имел в виду, а еще религиозность Тома. Так мы дошли до обсуждения архиепископа. «Если бы в моей глупой маленькой голове было хоть немного мозгов, я бы хотел узнать вот что: оставаясь наедине с собой по ночам, действительно ли Космо Гордон Лэнг289 верит в свою Троицу? Мы вот якобы должны, а он…?» – и т.д. Он любит, когда его слушают, и болтает без умолку, как сказал мне Уэллс, когда джентльмены поднялись наверх. У нас был непринужденный общий разговор. Потом он откинулся в кресле, сложил на груди свои крошечные ручки, сомкнул еще более крошечные ножки и защебетал. Иногда Будберг прерывала его своими торжественными интонациями, говоря о нападении Германии, о защите Франции. Это была речь старика, более мягкого, чем он мне запомнился, озорного, с немного потухшими глазами, по-своему доброго и веселого. За одну шутку его выгнали из эфира, за другую – из «Daily Mail»