Дневники: 1936–1941 - стр. 18

9 апреля, четверг.

[Монкс-хаус]

Теперь, после удушающего напряжения наступит сезон депрессии. Последняя часть отправлена в «Clark» в Брайтон вчера. Л. читает роман. Осмелюсь сказать, что я настроена пессимистично; по-моему, его предварительный вердикт слишком мягок, но это только пока. Во всяком случае, отвратительные, мучительные, изнуряющие дни позади – их нужно забыть как страшный сон. Ужас в том, что завтра, после одного единственного ветреного дня передышки – о, этот холодный северный ветер, свирепствующий здесь с тех пор, как мы приехали, но я ничего не слышу, не вижу, не чувствую – только хожу из дома в свою пристройку и обратно, зачастую в отчаянии, – уже завтра, повторюсь, я должна начать сначала и прочесть 600 страниц беспристрастной корректуры. За что? За что? Больше никогда, больше никогда. Не успев закончить с этим, я уже набросала первые страницы «Двух гиней» и начала увлеченно говорить о «Роджере». Но если серьезно, то я думаю, что это будет мой последний роман. После него я хочу всерьез заняться критикой. Впрочем, хватит. Первая задача – восстановить запас жизненных сил; прочесть рукописи для «Hogarth Press» и взбаламутить воду. Я позволил ей немного застояться и зацвести.

Рада сообщить, что сегодня мы ужинаем в Чарльстоне. Предстоит обсуждение статьи Клайва о «К.М.»127. Мы встретили Нессу и Анжелику в Льюисе; в платье с тесемками и маленьком чепце А. напоминает героиню тургеневского романа. Джудит Багеналь128 уже 45-летняя женщина с шестью детьми, а ее муж, не то священник, не то преподаватель Лондонской школы экономики.

Кажется, я не говорила, что мы отвезли Моргана в Эбингер129 – стоял ужасно холодный день; возлюбленный, крепкий полисмен130, провожал его на Манчестер-стрит. Молчаливая поездка по пригороду с размытыми дорогами; ничего не видно; все в тумане; затем резкий поворот направо и налево; вверх по переулку, и там, на небольшом холме, стоит их дом. Старая колоннообразная миссис Форстер131 с выпученными серыми глазами; горничная в фартуке и с вставными челюстями; разнорабочий и садовник вдалеке – всего они вышли поприветствовать его. У Моргана есть какое-то прозвище – «Тонг»? – для своей матери. Мы заглянули в нарочито викторианскую гостиную с серебряным чайником и картинами Ричмонда132, в том числе портретами Ханны Мор133 и Сквирелла [?], и ушли.

Потом на обед приехала Коулфакс – да, свалилась на голову в первый же день нашего приезда, – в черном берете и сером твидовом пальто; сухая, как один окороков в лавке Флинта [в Льюисе]; не смягченная горем, полагаю, а только постаревшая. Бедняжка; какая жесткая натура; потеря Артура