Дневники: 1931–1935 - стр. 63
18 марта, пятница.
Вчерашний вечер у Пломера – разговоры, разговоры, разговоры. Попробую вспомнить: о кулинарии; о выпечке хлеба; о гнилых персиках; о Гласпеллах429 во время осмотра дома; о студии Тони430 – он лысый, невинный, голубоглазый, заикающийся; Уильям лаконичный и надежный. Взглянула на мебель. Столы, кровати и диваны Тони в стиле ампир. Газовый камин. Разговор о «Фонтане431». Ох, первая жена отца Тони, очень толстая женщина, умерла от апоплексического удара в Константинополе, когда торопилась на пароход в жаркий день. Мэри Баттс432. «Я ничего не могу сказать о своей сестре – она плохая женщина, вычурная, – и не вижу никаких достоинств в ее претенциозных книгах. Она развращает молодых людей. Они постоянно кончают жизнь самоубийством. Теперь она вышла замуж за бесхребетного Габриэля Аткина433. На свадьбу им подарили 25 графинов». Тони стыдится Мэри, которая таким образом оскверняет кровь Баттсов. Вошли Луиза Морган434 – интервьюер, нервная, вся в морщинах, пунцовая, шустрая, – и миссис435 Поль Робсон436, негритянка, бойкая, гибкая, будто выступающая на сцене и говорящая в основном о неграх с Л. А еще Жанен437, который восхищается моими книгами и у которого есть друг, желающий их перевести; тонкокожий лягушонок, сплошные ужимки и морщины; торговец кофе; бывший дипломат, презирающий общество; рассказы о Коулфакс, о французском посольстве. Как говорил герцог Вандом, «Que c'est mélée, mon monde!438». Разговоры, разговоры, разговоры. Холод; стакан зеленой воды; домой в постель. Уильям довольно напыщен, церемонен и внимателен.
Чай с Нессой, Джулианом и миссис Рамсей439; Несса хочет, чтобы он бросил диссертацию; гордится сыном, что бы тот ни делал. Разговор о Кэррингтон; как долго мы будет говорить о ней? Споры о том, откуда взялось ружье. Рассказ Мэри о трех кроликах на лужайке.
24 марта, четверг.
Я не уверена, какое сегодня число, но знаю только, что сегодня четверг, завтра Страстная пятница, поэтому мы в Родмелле, а за окном прекраснейший весенний день, мягкий, с голубой дымкой в воздухе, разрываемой пением птиц. Я рада быть живой, сожалею об умерших и не понимаю, почему Кэррингтон покончила с собой, положив конец всему этому. В Эшеме действительно строят огромные амбары слоновьего серого цвета, но я намерена представлять их греческими храмами; по словам Перси, там возведут 60 коттеджей, ну, поживем – увидим440. Пригород все прекраснее, дружелюбнее, очаровательнее, блистательнее; по-прежнему есть огромные просторы, где я могу погулять в одиночестве и проветрить мозги. Может, еще одна книга? Какая? Быть свободной и думать обо всем в одиночестве – благодать; нет нужды писать то, чего я не хочу, или тратить время на вторичное. Две книги о Вирджинии Вулф только что вышли во Франции и Германии