Дневники: 1931–1935 - стр. 16
Перигё. Старые мебельные магазины; дорогие стулья; церковь с зелеными куполами, выскобленная, обновленная. Все прихожане – старухи, все в черном; все в шерсти; дряхлые. Религия Тома. (Сегодня вечером буду читать его «Ламбет107», так как у меня почти не осталось книг.) Под вечерним солнцем – в Брантом. Мужчина валит тополь на ровном лугу; мальчик ловит рыбу; водовороты под старыми мостами; закоптелые пещеры, в которых жили со времен Карла Великого108. Дешевая чистая простенькая гостиница – нет. Письма. Кауффер109. Этель. Вита – о моей библиографии110; статьи; Несса в Оукхэмптоне111 во время наводнения; считает Англию невыносимой – дети так взволнованы, что она не может отменить путешествие.
Вчерашняя прогулка. Забыли учесть масштаб карт. Обнаружили, что Шампаньяк гораздо дальше. По ошибке – в Ле Рош. Подъехали к старому дому на зеленой лужайке с деревьями и обнесенным стеной садом. «Вот бы жить здесь!» – воскликнули мы. Намного изысканнее, нежнее и красивее, чем в Кассисе. Земля ровная и зеленая, будто лужайка, с вытянутыми трепетными тополями, только что покрывшимися свежей листвой; любимые мной остроконечные холмы; река, вдоль которой мы шли, такая глубокая и романтичная, отражающая ивы, синие грозовые тучи, обволакивающая их и текущая дальше. Заросли фиолетовой горечавки в камышах. Елизаветинский луг – первоцвет, колокольчики. Но тут грянул гром. Мы побежали. Укрылись в какой-то полуразрушенной пещере. Затем мы помчались домой, преодолев пару миль пути или даже больше; бедра болели; гром и молния на кладбище. Все жестяные навесы и металлические венки сверкали. Плакальщицы взялись за руки и побежали. Мы успели вернуться в номер до сильнейшего ливня.