Дневники: 1925–1930 - стр. 78

и Бриджеса, не вникая особо в текст, но все равно получила удовольствие. Теперь у меня появилось желание писать заметки, но не роман. Однако сегодня чувства ожили. Нет пока сил сочинять, нет желания придумывать сцены для книги. Возвращается интерес к литературе: хочу прочесть Данте, Хэвлока Эллиса485 и автобиографию Берлиоза486; еще хочу сделать зеркальце в рамке из ракушек. Иногда эти состояния длятся несколько недель.

Изменение пропорций

По вечерам или в серые дни пропорции пейзажа внезапно меняются. Я видела людей, игравших в стулбол487 на лугу; они как будто опустились вниз, стоя на чем-то плоском, а холмы увеличились и окружили их словно горы. Детали были смазаны. Невероятно красивый эффект; цвета женских платьев казались очень яркими и чистыми на почти однотонном фоне. И я понимала, что пропорции ненормальные – будто я наклонилась и смотрела между ног.

Второсортное искусство

То есть роман «К» Мориса Бэринга. В своих пределах он не второсортный, вернее, в нем нет ничего такого, что сразу бросалось бы в глаза. Пределы и есть доказательство его незначительности. Автор может делать только одно – быть самим собой, обаятельным незапятнанным скромным чувствительным англичанином, – но он не способен выйти далеко за свои пределы или рассказать больше; все у него именно такое, каким оно и должно быть: легкое, бесспорное, пропорциональное и даже трогательное; текст гладкий, ничто не преувеличено, все взаимосвязано и пропорционально. Я сказала, что могла бы читать такое хоть всю оставшуюся жизнь. Л. возразил, что очень скоро мне это надоест до смерти.

Wandervögeln488

Из племени воробьев. Две решительные, загорелые, запылившиеся девушки в блузках и коротких юбках, с ранцами на спине, городские клерки или секретарши, бредут по дороге под палящим солнцем в Райп489. Я инстинктивно ставлю между нами ширму и осуждаю девушек, считая их во всех отношениях угловатыми, неуклюжими и самоуверенными. Большая ошибка! Эта ширма заслоняет меня саму. Не надо ширм, ведь они становятся нашей внешней оболочкой, не имеющей ничего общего с внутренней сущностью. Но привычка заслоняться настолько универсальна, что, вероятно, именно она и сохраняет наше здравомыслие. Не будь у нас этого способа не подпускать людей к своим чувствам, мы полностью растворились бы в них. Обособленность была бы невозможна. Но ширм гораздо больше, чем чувств.

Выздоровление

Проявляется в способности создавать образы; невероятно возрастает способность видеть окружающее и владеть словом. Шекспир, должно быть, обладал этим в такой степени, что даже в своем нормальном состоянии я больше похожа на слепо-глухо-немого человека, на каменную статую или рыбу. Бедняжка миссис Бартоломью