Дневники: 1920–1924 - стр. 29
20 мая, четверг.
Я заполняю свободное время как только могу, но в последнее время почему-то подолгу ленюсь после чая, не занимаюсь греческим, а еще меня отвергли в «Times», но, к слову, не в «Woman’s Times213». Им нужна небольшая статья о психологии вдов войны. Бремя и слава рецензирования легли на плечи Л., а я занимаюсь «Комнатой Джейкоба» – самым забавным моим романом в смысле процесса. Вчера пришла с пионами к Нессе, услышала о таинственных письмах из могилы (эта история о катастрофе ее горничной, однако, не зафиксирована214) и о денежных трудностях, которые угрожают Мейнарду, а следовательно, и ей. Формальная причина – азартная игра на бирже, и стоит делам наладиться, как Мейнард опять все проигрывает215. Вопрос в том, как долго он продержится, ведь финал, то есть крах, неизбежен. Война запустила свои костлявые пальцы даже в наши карманы.
Потом мы с Л. отправились в Челси на ужин к Коулам. Они – это Веббы в зачаточном состоянии, но не без отличий, разумеется. С умными молодыми людьми я привыкла вести себя непринужденно, и мне неприятно на каждом шагу попадаться в ловушки, оказываться в тупике или видеть, как перед моим носом захлопывают дверь. Никогда еще не встречала такого быстрого, жесткого, решительного молодого человека, как Коул216, прикрывающего сарказмом и оксфордским презрением свои лейбористские наклонности, которые, полагаю, носят интеллектуальный характер. У них есть бюст У. Морриса в серванте, слишком много еды, шторы Морриса, все произведения всех классиков, а Коул с женой217 скачут как парочка воробушков-кокни218, поверхностных и неспособных на что-то большее, чем клевать и глотать, что они, на мой взгляд, делают очень ловко. Возникает эффект бьющего в глаза света прожектора – неприлично в моем возрасте. Думаю, раздражение отчасти вызвано чувством, что интеллект Коула оказался недоступен. К тому же они называют друг друга