Дневники: 1897–1909 - стр. 23
И для мисс Ла Троб, и для Вирджинии триумф был невозможен без публики. Принимая произведение искусства, она принимала и автора. Именно в этом или в чем-то подобном заключался для Вирджинии талант писателя. Поэтому ее триумф в детской не мог быть незначительным. Более того, именно желание угодить другим научило Вирджинию идентифицировать себя со своей аудиторией. Перенесенное в ее обычную жизнь, это сделало ее чрезмерно чувствительной к чувствам других людей. Многие из ее «потрясений», вероятно, были вызваны этой необычайной чуткостью к окружающим.
Ответ на вопрос о том, насколько глубокое значение имело для Вирджинии писательство, нужно искать в воспоминаниях о детстве. Ведь именно там лучше всего видно порождающую силу тех «бесконечных диссонансов», которые вносили в хаос в ее повседневную жизнь, и в первую очередь речь об иррациональном поведении Лесли и внезапных исчезновениях Джулии, из-за чего оба родителя казались не по годам развитому ребенку шести-семи лет ненадежными и в высшей степени непредсказуемыми. Но еще важнее то, что это порождало необъяснимый разрыв между фактами и чувствами. Иными словами, в сознании ребенка чувство «мне нужна мать» постоянно сталкивалось с фактом «но матери больше нет». Одним из последствий этого раскола, возможно, было почти бесконечное чувство фрустрации: факты и чувства всегда не совпадали и часто диссонировали.
При столь сильной фрустрации и скудных возможностях удовлетворения своих потребностей вполне естественно, что юная Вирджиния стала довольно тревожной личностью, и чем сильнее тревога, тем сильнее было стремление сбежать от нее в собственное воображение, где фантазии и чувства могут быть приведены в полное соответствие, а сама она – обрести стабильность. В каком-то смысле неудовлетворенность активизировала творческое воображение Вирджинии и приносила ей умиротворение.
Были и другие преимущества, которые она вскоре обнаружила. Поскольку рассказчик всегда одинок в своем деле, это означает, что Вирджиния находилась в атмосфере, свободной от зависимости, ожиданий и разочарований, от столь знакомого ей чувства безнадежной пассивности. В конце концов, мир фантазии был целиком и полностью ее творением. И в нем Вирджиния являлась хозяйкой. Власть и контроль принадлежали только ей. Никто не мог помешать или навредить ей.
Однако у писательства была еще одна едва уловимая польза, которую Вирджиния обнаружила, когда вместе с Джорджем Даквортом попала в лондонское общество. Вечера, танцы, светские рауты, на которых настаивал Джордж, – все это представляло собой испытание, которое навязывали Вирджинии, но сколько бы ни