Дневники 1862–1910 - стр. 18
Ужасное желание отдохнуть, наслаждаться природой, и чувство как заключенного в тюрьму. Жду мужа из Тулы с ужасным нетерпением. Люблю его изо всех сил, прочно, хорошо, немного снизу вверх. Иду на жертву к сыну…
31 июля. Он говорит казенно. Правда, что убийственно. Но он сердится – за что? Кто виноват? Отношения наши ужасны – и это в несчастий. Он до того стал неприятен, что я целый день избегаю его. Он говорит: «Иду спать, иду купаться»; я думаю: «Слава Богу». И сижу над мальчиком, так душа разрывается. И ребенка, и мужа отнял Бог, которому мы вместе, бывало, так хорошо молились. Теперь как будто всё кончено. Терпение; не надо этого забывать. Я хоть прошедшее наше благословляю. Любила я его очень и благодарна ему за всё.
Его дневник я сейчас читала. В хорошую, поэтическую минуту всё показалось дурно. Эти 9 месяцев едва ли не самые худшие в жизни. А про десятый и говорить нечего. Сколько раз в душе он подумал: «Зачем я женился?», сколько раз вслух сказал: «Где я такой, какой я был?»…
2 августа. Не про меня писано. И что даром небо копчу. Хорошо бы сделала, кабы убралась, Софья Андреевна. Есть горе – страшно пилит. Дала себе твердое слово никогда о нем ни слова. Может, обойдется.
3 августа. Говорила с ним – стало как будто легче, именно от того, что то, о чем я догадывалась, стало уже верно. Уродство не ходить за своим ребенком; кто же говорит против? Но что делать против физического бессилия? Я чувствую как-то инстинктивно, что он несправедлив ко мне. За что еще и еще мучить? Я озлобилась, мне даже не в таком хорошем свете кажется сегодня ходить за мальчиком; а так как ему хотелось бы стереть теперь меня с лица земли за то, что я страдаю, а не исполняю долга, так и мне хотелось бы его не видеть за то, что он не страдает и пишет. Вот еще с какой стороны мужья бывают ужасны. О ней я не подумала. Мне даже в эту минуту кажется, что я его не люблю. Разве можно любить муху, которая каждую минуту кусает? Поправить дела я не могу, ходить за мальчиком буду, сделаю всё, что могу, конечно, не для Левы; ему следует зло за зло, которое он мне делает. И что за слабость, что он не может на это короткое время моего выздоровления потерпеть? Я же терплю, и терплю в 10 раз больше еще. Мне хотелось писать, оттого что я злюсь.
Дождь пошел, я боюсь, что он простудится, я больше не зла – я люблю его. Спаси его Бог.
Соня, прости меня, я теперь только знаю, что я виноват и как я виноват. Бывают дни, когда живешь как будто не нашей волей, а подчиняешься какому-то внешнему непреодолимому закону. Такой я был эти дни насчет тебя, и кто же – я. А я думал всегда, что у меня много недостатков и есть одна десятая часть чувства и великодушия. Я был груб и жесток, и к кому же? К одному существу, которое дало мне лучшее счастье жизни и которое одно любит меня. Соня, я знаю, что это не забывается и не прощается; но я больше тебя знаю и понимаю всю подлость свою. Соня, голубчик, я виноват, я гадок, только во мне есть отличный человек, который иногда спит. Ты его люби и не укоряй, Соня.