Дневник утраченной любви - стр. 10
Эта могила объединяет моих родителей, олицетворяет их любовь, не принадлежа кому-то одному.
«Пойдем со мной на кладбище, повидаемся с отцом!» – много раз просила мама, но я ни разу не медитировал над серой гранитной плитой.
«Пойдем со мной на кладбище, повидаемся с отцом!» Я никогда не хотел увидеться с отцом – ни на кладбище, ни в любом другом месте.
– Где ты?
Откуда бы я ни звонил маме, путешествуя по городам и весям, она первым делом задавала мне этот вопрос. Сегодня я смотрю в пустынное небо и спрашиваю:
– Где ты?
Где она? Под землей? На небесах?
Ее настоящим убежищем станет моя память.
По правде говоря, в первую очередь я хочу утешить не себя – ее.
Тени занавешивают мамину смерть…
Решусь ли я написать о них?
Страх останавливает мое перо.
Во вторник, 4 апреля, я покидаю Гонкуровскую академию. Я очень ценю наш ежемесячный обед в ресторане «Друан», жаркие дискуссии, которые мы ведем, когда ищем литературные таланты. Эта задача разжигает в нас альтруизм, ведь обсуждаются только чужие книги, и никогда наши собственные, но больше не могу тащиться поездом в Париж и вести умные беседы, то есть быть независимым человеком.
Я пишу короткое письмо девяти коллегам-писателям, рыцарям овального стола. Они мои товарищи, некоторые – близкие друзья.
Почти сразу получаю ответные послания. Виржини Депант[3], Филипп Клодель[4] и Поль Констан[5] выражают мне теплые чувства в изысканных выражениях, и я перечитываю их, чтобы насладиться дружеским участием. От Тахара Бен Джеллуна[6] приходит короткое сообщение, в котором говорится о «боли и разлуке, вечном молчании и неизгладимых слезах» и о том, что благоразумный человек должен учиться терпению.
Терпение…
Я знал терпение любви, теперь придется учиться терпению печали.
Собрать все факты. Рассказать о ее смерти. Найти истину. Дать трезвую оценку случившемуся. Сумею ли?
Я не составляю протокола. Романист, драматург, я наделен пылким воображением и решил придумывать истории из любви и отвращения к реальности. Человеческие особи вдохновляют меня, в этом источник моей любви. А отвращение? – спросите вы. Дело в том, что я описываю мир не только таким, каков он есть, но и таким, каким он мог бы быть. То есть должен был бы быть. В тесто реального я добавляю дрожжи идеального.
В маминой смерти идеал отсутствует.
Так чувствуем мы с сестрой.
«Молчание символизирует травматизм. Индивидуум превозмогает боль, когда облекает ее в слова».
Я записал эти фразы в Швейцарии, на коллоквиуме по психиатрии посттравматизма. Врачи бывают готовы говорить о начале выздоровления, если пациент описывает пережитое и признает себя героем либо жертвой рассказанной истории.