Дневник Рыжего - стр. 59
А ещё её жутко пугал сам аппарат. «Терабалт» напоминал огромную металлическую миногу со щёлкающими металлическими зубами. Вращался вокруг, будто выбирал, за какую часть тела укусить. А потом зависал и замолкал на несколько секунд. Наташе было и смешно, и страшно. Смешно от собственного глупого испуга перед этим огромным роботом. Она изо всех сил сдерживала истерический смех. Во время процедуры шевелиться было нельзя, иначе фломастерный бодиарт не совпадал с направлением лучей.
Само облучение проходило абсолютно беззвучно. Наташа каждый раз вспоминала фразу «радиация незаметна». В этом, наверное, крылся ещё один ужас. Это было не видно и не слышно. А потом накрывала слабость. И она была такая странная. Будто проснулся, ничего ещё не сделал, но уже нет сил.
В этот раз ей повезло с врачом. Как сильно, оказывается, влияет обычное человеческое отношение, особенно в такой больнице, где на каждом шагу встречаются обреченные и упавшие духом. Врач шутила, медсестры подбадривали, и сразу же менялось отношение Наташи к диагнозу. Он больше не звучал как приговор. Это позже, ночью, снова возвращался страх, но днём у неё были силы и желание жить дальше.
Новый и современный «Терабалт» постоянно ломался, и тогда наступало время старого проверенного «Агата». Он даже на вид был древним и основательным: дерматиновый столик и неподвижная труба. Наверное, его изобрели в средневековье — там же, где и гильотину. Угадывалось между ними неуловимое сходство. Чтобы подставить больную часть тела, волей-неволей надо было изворачиваться, замирая в прихотливых позах. Врач так и говорила: «Нужно хорошенько раскорячиться». Порой своей очереди приходилось ждать до позднего вечера, а врачи и медсестры работали до ночи.
Сегодня Наташа переоценила свои силы. Для таких долгих прогулок, да ещё на велосипеде, пока рановато. Она потянулась, закрылась рукой от света и заснула. Быстро, без дремы и постепенно размывающегося сознания. Словно ей ввели внутривенную анестезию. И сон был точно такой же, как наркоз. Будто она падает и падает, и нет этому падению конца. Она все понимает, но не может пошевелиться и остановиться. Пожалуй, это было одно из самых страшных воспоминаний — наркоз на операции и слова анестезиолога, перед тем как она отключилась: «Вы уже режете? Подождите, она ещё тут».
5. 5 глава. Домовой, сосед, лодочник
Как я и думал, один учитель в местной школе ведёт два предмета. Первый — действительно физра, но второй не литература, а труды. И он не комбайнер, а мельник. Реально. У него своя мельница недалеко от Второго моста. Я там пока не был, но любопытно посмотреть на настоящую мельницу. А ещё тут есть маслобойня. Я все понять не мог, почему весь август в воздухе стоял такой одуряющий аромат масла, хоть кусай его и жуй, даже без хлеба. Мы с Витьком пару раз обносили подсолнухи на общем поле. А там, оказывается, маслобойня рядом. Как тётя объяснила, поле деревенское, ничейное. В августе местные сами выбивают семечки и несут на маслобойню, а взамен получают пахучее масло, по бидону на двор.