Дневник Рыжего - стр. 41
В этот раз меня утащило с истинного пути ненадолго, я довольно быстро вернулся к Лиле и, кажется, влюбился в неё ещё сильнее. А Оксана — это какое-то помутнение рассудка. Я ей стихи написал.
Самый лучший смех у тебя.
Искренний и лучистый,
Ты путеводная звезда,
На небе чёрно-мглистом.
Вот про звезду ей явно больше всего «понравилось», как она только ни рифмовала это слово. Самое ужасное, что не только сюда написал, но и ей отдал. Хохотала она громко. Хотя не сказал бы, что не ожидал от неё такого. Будь я внимательнее, вообще бы не рискнул. Какие, блин, стихи! Она же как мой папа, только младше и девушка. Будущий полуклассический качок. Наверное, меня покорила именно её непохожесть на других девушек и смелость. Хулиганка в рваных джинсах и без лифчика. С пацанами во дворе в футбол играла, материлась на уровне Лопаты и, в отличие от нас «бездельников», ушла из школы, не доучившись, чтобы обеспечивать себя и помогать семье. Мне-то один год остался, и всё — здравствуй, другая несвобода. Я и сам понимаю, что нужно выбирать институт уже сейчас, иначе пойду в папины гаражи. На самом деле стыдно сознаться, но я точно не знаю, кем себя вижу в будущем. Не потому, что нет увлечений, наоборот, их слишком много, и они постоянно меняются. Вечно меня качает из стороны в сторону. На папином языке «как говно в проруби». А Оксана не такая. Она грубая, резкая, но такая… цельная. Как и у моего папы, у неё все чётко и понятно. Вот интересно, о чём она думает перед сном?
Вечно у меня так — цепляют яркие люди. А смех у неё действительно самый лучший. Лиля редко смеётся, улыбается — да, часто. А вот смех. Я и не помню, когда она смеялась. В общем, Оксана прилюдно меня отшила, посмеялась своим красивым смехом и ушла играть в футбол.
Я уже приготовился обидеться на всю жизнь, собрался к папе в гаражи, когда Лиля вернула меня к жизни. Пригласила на концерт. О нём я слышал и от мамы, но, если честно, пропустил мимо ушей, а тут Лиля сказала, что будет выступать, и хотела бы меня видеть в зале. Папа слышал наш разговор, хмыкнул и заявил:
— Она тебя ревнует, к этой твоей Ксюхе-раздолбайке.
Я вообще не умею скрывать симпатии. И про Лилю все знали, и про Оксану. Даже родители. Но о ревности я не думал. Лиля? Меня? А если ревнует, значит, я ей небезразличен. Саня, грызи камыш, ничего тебе не светит! Лиля меня на концерт позвала!
А там я заново влюбился в Лилю.
Сейчас, вспоминая, как она играла, как лилась музыка, и как заворожено притихли зрители, понимаю, что можно влюбиться в талант человека. С восьми лет я несколько раз в неделю наблюдал Лилю у нас дома, вроде даже привык к ней, а тут будто впервые увидел. Это чудо какое-то, однозначно, что-то волшебное. Кишки в узел, в груди печёт, и вся жидкость организма хлынула к глазам. В тот момент я готов был стать пылью под её ногами, воздухом, которым она дышит. И плевать, что это все звучит как предзакатный бред слюнявого романтика.