Дневник полковника Макогонова - стр. 19
– Андрюша, ай какой! Долг так и не отдал, – распричиталась Малика, принимая заказ, – три тысячи остался должен. Ваши уехали, сколько денег не отдали! Мы бедные, инфляция и все такое.
Старый – добряк. Ему стыдно стало. Он вынул из кармана деньги и отдал Малике. Малика – «разведенка», с ней можно пофлиртовать. Старый надул щеки и распушил кошачьи усы.
– Малика, дай я тебя поцелую.
– Ай, Андрюша, придется жениться тогда на мне. Мы тебе чик-чик сделаем. И станешь наш. – И снова о наболевшем: – Ай, сколько ваши денег не отдали.
До Нового года задолжали Малике ленинские саперы. Кто-то из взвода вернулся с отпуска и привез взводному Каргулову, как тот просил (для племянника), игрушечный джип на радиоуправлении. Взводный в то время лечился от контузий. Джип бросили в угол. И однажды джип разобрали на запчасти, вынули электронику. Соорудив взрывное устройство, потащили пакет с фугасом на площадь к Малике. Тысяч под тридцать денег задолжали. Оставили пакет у столика с грязной посудой. Когда отошли на безопасное расстояние, нажали кнопку на пультике от радиоуправляемого джипа. Бабахнуло. Обожженную Малику увезли в больницу. Прибегали журналисты, брали интервью у прокурорских. Прокурорские сказали, что разборки местных. После этого инцидента кафешки убрали за шлагбаум от греха.
Много чего еще узнал и увидел Старый за свой контракт: и как ноги отрывало, и как головы. И как плакали солдаты – рыдали и бились головами, да бестолку все было. Как стреляли солдаты по людям, а люди ненавистью стреляли в ответку. Обратно все возвращалось и тем, и тем. По-глупости, думал про себя Старый, попал он на контракт. Но не по глупости, а по беде! Беда, значит, что не нашел он дома в средней полосе и дальше к Уралу приличной работы, чтобы жить и не тужить. А не найдя, клюнул на рекламу военкоматовскую и, как водится, как случается в характере слабых доверчивых людей, отправился искать лиха и денег в даль от дома. Будто там – в дали лучше было.
Скопил он денег немного за свой контракт.
Людей не убивал Старый. Когда смотрел на мертвых, все воротило, тошнило его.
Дурацкое это дело – ему было ехать на контракт.
Он-то понимал теперь и терзался.
Особенно понял, когда, очухавшись после операции, думал, что он на том свете, а медсестры вовсе и не медсестры, а ангелы. Или черти, которые до поры, пока его не выпишут из палаты, прикидываются ангелами. Когда же скажут ему: «Просим покинуть, будьте любезны на контракт далее!» – тогда станут они чертями, каковыми и были на самом деле. Старый до женского полу был устойчив, как сам думал. Был он мужичонкой неприглядным, и оттого шустрые прохиндейские женщины на него сразу внимания не обращали. А не обращая, глядели на него, Андрюху Карамзина, мужика тридцати семи лет, снисходительно.