Дневник плохой девчонки - стр. 9
Проснулась я под кроватью – там, значит, и улеглась спать. Меня трясло от холода, тошнило, и бок страшно ныл – паркет у них ужас какой жесткий, зато клубочки пыли, начинавшие кататься по полу от каждого моего выдоха, были мягкие и нежные и всё норовили забиться мне в нос. Под головой у меня оказался чей-то тапок, судя по размеру и запаху – Кипрасова отца, а свисавшая с кровати розовая тряпочка была, скорее всего, полой маминого халата.
Мне тут же закралась в голову нехорошая мысль: родители Кипраса вернулись! Прямо надо мной кто-то сопел – на кровати, без сомнения, был кто-то живой, но меня это почему-то нисколько не радовало. Черт, подумала я, если в постели они (то есть родители), я влипла, надо еще немного полежать и попытаться трезво оценить ситуацию. Для начала я решила, что больше никогда не буду пить. Потом – что и курить тоже брошу. Больше я ничего решить не успела – на этом месте меня ужасно затошнило и чуть не вывернуло. Стало ясно, что надо собраться с силами и, пока не поздно, вылезти из-под кровати. Если там, наверху, окажутся родители Кипраса, пожелаю им доброго утра и спрошу, чего бы им хотелось на завтрак. Увидев меня, они, скорее всего, страшно обрадуются!
Собравшись с силами, я осторожненько подползла к краю – и первое, что увидела, высунув голову из-под кровати, это улыбку Моны Лизы! Картина почему-то была прислонена к ночному столику. Я чуть не выругалась вслух: и без нее было погано до предела! Высунувшись подальше и глянув наверх, я обнаружила на кровати какую-то неизвестную мне форму жизни. Голова у этого создания была накрыта подушкой, так что с первого взгляда личность было не установить. Но мне и без этого сразу полегчало – ни один из родителей Кипраса не улегся бы спать в кроссовках!
Я смутно припомнила, что вчера мы с Валентинасом в этой самой спальне как-то очень умно разговаривали про Мону Лизу. Точно! Мы сняли репродукцию со стены, сели перед зеркалом и долго строили рожи, пытаясь повторить Джокондину улыбку. Смешно было до чертиков. Потом мы попробовали целоваться, но ничего хорошего из этого не вышло: Валентинас все время старался засунуть свой язык мне в рот, типа, это верх эротики, а мне не понравилось, и я сказала, что никакой эротики в этой гадости не нахожу. Не понимаю, почему наши барышни так млеют от поцелуев! Так… А дальше-то что было? Ну да, поскольку мы никак не могли придумать, чем бы еще полезным заняться, я решила лечь, а Валентинас предложил по такому случаю сделать меня женщиной, но я отказалась. Тогда он почему-то обиделся, накинул на себя халат Кипрасовой мамы и стал изображать раненого мотылька. Летал по комнате до тех пор, пока не опрокинул вазу с цветами. Я всерьез разозлилась и обозвала его идиотом, а он с этим категорически не желал соглашаться и в конце концов расплакался. Вот тогда-то я, наверное, и завалилась спать… Судя по всему – под кроватью. И женщиной, видимо, пока не сделалась, раз осталась, как была, в джинсах и майке. А вот кроссовки и шляпа куда-то запропастились – и я отправилась на поиски.