Дневник неудачника, или Секретная тетрадь - стр. 16

Но потом, когда сделал пи-пи в известном только мне открытом ночью холле дома на пятьдесят восьмой улице, – я пожалел. Эх, болван, нужно было пойти с ним и взять у него 54 доллара и купить завтра с утра те белые лакированные сапожки на Бродвее и прямо в магазине нацепить их.

Если вы сидите в мае в саду и плачете – это невероятно хорошо. Это кто-нибудь близкий умер, и вы жалеете.

И вышла незагорелая полная родственница в темном платье, и припухли глаза от слез. И вы берете ее за белую руку – приближаете, обнимаете и говорите: «Салли, родная, как горько, какая потеря!» И обнявшись – вы заливаетесь слезами.

А сквозь горе, от соприкосновения тел такое уже жуткое пробивается желание. И стыдное, и запретное, и неуместное. И она чувствует тоже. А особенно если это покойного жена. И закрыв глаза! с головой – оба в эту бездну.

И гроб с покойным со свистом ввинчивается в небо. Удаляется.

Я люблю, что я авантюрист. Это меня часто спасает. Вдруг дождь, и мне тошно и бедно, и плакать хочется, так подумаю: «Хэй, ведь ты же авантюрист, мало ли что бывает. Держись, мальчик, сам себе эту дорогу выбрал, не хотел жизнью нормальных людей жить – терпи теперь».

Тут и подправишься, кому-то позвонишь, овечкой притворишься, обманешь, глядишь – через пару часов уже в высшем обществе расхаживаешь, со знаменитыми людьми беседуешь, красивых женщин за руки хватаешь, проникновенными голосом чепуху говоришь. Слово за слово – бывает, утро в богатой постели встретишь, первые лучи сквозь занавески лицо щекочут, кофе тебе в постель несут. – А я водки хочу, – говоришь. Невероятно, но и водку несут. Кривишься, но пьешь – просил ведь.

Я люблю, что я авантюрист.

Конец ознакомительного фрагмента.