Дневник Луция Констанция Вирида – вольноотпущенника, пережившего страну, богов и людей - стр. 16

Нунций, приосанившись, вышел вперед и принялся нараспев пересказывать новости: сообщил, сколько германских племен остались верны Флавию Гонорию, а после радостно сообщил, что хоть Аларих и осадил Рим, но двинуться дальше и подступиться ни к августу, ни к папе, запертым в Равенне, не решается, ибо их защищает сам господь бог, без уточнения, какой именно, очевидно, самый главный. Сейчас же нунций, как посланник святого престола, просит горожан присоединиться к мессе и отслужить молебен во здравие императора и его спасение от богопротивного нечестивца.

Его короткая речь произвела самое скверное впечатление, особенно, после того, как нунций, не сдержавшись, назвал Гонория «божественным августом» – до сей минуты подобный титул принадлежал только одному правителю, и явно не нынешнему. Площадь потихоньку осиротела. Но на службу собрались все, включая и самых ярых нехристей, пришел и я. Городок опустел, только гунны остались в стороне. Впихиваясь в притвор церкви, переделанной из большого храма Юпитера, я видел, как они, против обычая, выбрались с огороженной земли и с интересом взирали на наши благонравные деяния.

Я молился со всеми. Нунций обнаружил неплохой голос, хоть и оказался скверный оратором, видимо, поняв ошибку, он только читал молитвы и пел. Я же слушал и не слышал его, целиком поглощенный собственными мыслями. Одни боги знают, кому я молился, просто просил услышать нунция, помочь императору, а еще пуще того – сохранить Рим, не только город, в котором, кажется, начинался уже голод и подступала холера, вечная спутница войны, но и жизни жителей его, окрестностей, Италии, всей империи. Уберечь и сохранить Энея, где бы он ни был, что бы ни делал. И пусть он уже, блудный сын, вернется домой.

Многие молились как и я, не пойми кому. Просто просили, умоляли, улещивали своих богов в унисон с остальными. Песни уносились под своды, выбирались через барабан на крыши, растворялись в жарком недвижном воздухе ясного полудня, обрамленного, будто в общее настроение, черными подступающими тучами – собиралась гроза, заметно парило. В церкви была подлинная душегубка.

Наконец, служба закончилась. Расходились тихо, молча. Тишина в городе долго не нарушалась, вплоть до самой грозы, разразившейся к концу жаркого, душного дня.

Календы сентября (1 сентября)

В доме народных собраний кончилась бумага. Сами мы ее никогда не производили, а нынче, когда почтовая служба пришла в полный упадок, ее завозили последний раз… даже не помню, когда. Курион приказал экономить, писать на обратной стороне других листов, а после, посовещавшись с отцом Клементием, велел взять из библиотеки свитки, из наименее нужных. Я долго молчал, потом произнес: