, где мы и будем пока что стоять. Станица эта расположена на Кубани, верстах в 6 ниже Армавира. Во время последних боев она очень сильно пострадала. Часть станицы, расположенная по левую сторону, буквально снесена с земли. Здесь большевики довольно упорно задерживались. Сначала наши гвоздили их артиллерией с горы Форштадт, а потом, перебравшись на левый берег, подожгли станицу. Все дома без исключения выгорели. Эта часть станицы называется «Сибильда». Прилегающие к Кубани дома правого берега тоже очень сильно пострадали и почти все разбиты. В церковь тоже попало несколько большевистских снарядов. Остальная же часть станицы разграблена. Почти все жители ее покинули во время хозяйничанья «товарищей». Имущество и вещи обыкновенно зарывали и прятали, а дома запирали. Большевики выламывали двери, выбивали окна, проникали в дом и грабили всё наиболее ценное. Взрывали полы, распарывали мягкую мебель, перины, подушки, били лампы, посуду и очень часто находили закопанные вещи. В этот день жители только начали возвращаться в Прочноокопскую и находили в своих домах полный разгром. Мы с Андреем довольно долго искали себе дом, в котором можно было бы устроиться получше, но ничего хорошего не нашли. Все хозяева жаловались на полное отсутствие посуды и заявляли, что им самим себе не в чем варить. О хорошей еде в этой станице нечего и думать, так как у самих жителей почти ничего нет. Мы все-таки попросили нашу новую хозяйку сделать нам хотя бы постный борщ, так как есть хотелось основательно.
8.09.1918. С утра пошли посмотреть на войсковую больницу, которая была вблизи нас. Там товарищи уничтожили и перебили всё, что было. Даже портреты писателей на стенах в коридоре не были пощажены: какой-то прохвост перебил стекла в рамах и исколол лица штыком. Вчера вечером вернулась подвода со спиртом, и нам сегодня перед обедом выдали по две бутылки чистого спирта на каждого. Во время обеда мы выпили в компании Николая Николаевича и Сергея Сергеевича. После обеда мы втроем пошли осматривать «Сибильду», а Николай Николаевич остался дома, заявив, что он пьян «как собака». Здесь, как я уже говорил, ничего не осталось. Что уцелело от обстрела, то было уничтожено огнем. По сплошному пепелищу расхаживали свиньи и куры, которые очень часто с криком подпрыгивали, попадая в горячий пепел. Везде по улицам валялись человеческие трупы, одни совсем почти сгоревшие, другие только несколько обгоревшие и почерневшие. Сгоревшие трупы хотя и были ужасны, но все-таки они выглядели значительно лучше, чем не подгоревшие, распухшие от жары, голые и уже пахнущие трупы, которых тут много больше. У порогов бывших сгоревших домов кое-где еще сидят сторожевые собаки и пробуют тихо лаять на прохожих.
