Дневник детской памяти. Это и моя война - стр. 22
В Скалате мне пришлось попрошайничать, чтобы выжить. Военные не скупились. Нас было много, маленьких попрошаек. И мы сообразили, что фронтовой госпиталь – это наш шанс выиграть борьбу с голодом. Полевая кухня была огорожена, но запахи… Ах, эти запахи! К концу раздачи вся ребятня ложилась вдоль ограды и просовывала под нее пустые консервные банки. Если что-то оставалось, то солдат-повар ходил с черпаком и нам разливал, а мы бежали к своим родным, чтобы вместе поесть.
И вот однажды мне кто-то, наверное, свыше послал встречу с лейтенантом медслужбы. Его звали Лимарь Павел Лаврентьевич. Он посмотрел на меня и вынес дневную солдатскую порцию – граммов 600 черного хлеба, посыпанного настоящим сахаром! Я немедленно съел и на него посмотрел. Он сказал, что мне больше нельзя, а то умру. Раненые бойцы меня так жалостливо рассматривали. Я был худой, забитый оборванец, завшивленный, в ботинках разного цвета и размера, да еще на одну ногу А чтобы ботинки не потерялись, надо было их подвязывать тряпками. Расспросил лейтенант про мою судьбу, сказал «жди» и пошел к начальнику госпиталя…
Так я стал сыном полка фронтового полевого госпиталя (ГЛР-3424) 3-й Гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта, где командармом был знаменитый Павел Семенович Рыбалко. Конечно, я прошел через санпропускник, мою грязную вшивую одежду сожгли. Медсестры перешили на меня солдатские брюки и гимнастерку. Пополам разрезали одну солдатскую обмотку и одну портянку, получился детский комплект. Небольшие ботинки нашлись и маленькая пилотка. Меня стало не узнать!
По указанию начальника госпиталя мне определили обязанности связного и посыльного, я находился в распоряжении дежурного по госпиталю и выполнял его поручения. И в самодеятельность позвали – я был в 4-м ряду в «пирамиде» на самом верху, как самый легкий. Конечно, я помогал санитаркам и медсестрам ухаживать за ранеными танкистами. Любая пара рук, даже детских, была нужна! Я видел, как беспомощны обгоревшие танкисты, многие говорить не могли, надо было догадываться, что им нужно. Я дежурил возле них, поил и кормил с ложки, помогал с туалетом, водил тех, у кого забинтованы глаза. Потом их отправляли в тыловой госпиталь, и поступали новые раненые, некоторые из них умирали на моих глазах. В большой хирургической палатке оперировали круглосуточно…
Мои милые фронтовые медики, я вас по-прежнему очень люблю, хотя вас уже нет на свете! Я так старался вам подражать, ложился спать не раздеваясь, готовый спешить на ваш зов когда угодно! И вы это про меня знали…