Дневник детской памяти. Это и моя война - стр. 13
В самый последний мирный день 21 июня 41-го года мы на московском вокзале простились с отцом навсегда! Поэтому в памяти остались шумные проводы у нашего вагона, его шутки, наказы, наши обещания, смех, поцелуи.
Он ушел рядовым дивизии народного ополчения. Я думаю, что военкомат не призвал его по причине серьезной травмы. Когда он был опалубщиком на бетонных работах, оборвался крюк подъемника и содрал ему всю кожу на спине. К слову сказать, он сам себя спас – стал выходить в садик и солнцу подставлять спину, так и вернул себя к жизни, когда врачи уже не надеялись. Он пропал без вести под Великими Луками, где, по выражению военных историков, был свой «малый Сталинград». Теперь мы знаем, что ополченцы были самой беззащитной частью нашей армии. После войны на вопросы об отце я отвечал: «Убит, не найден». Он успел прислать всего два письма. Третье было уже о нем самом…
А тогда, 22 июня на брянском вокзале, мама сразу кинулась в кассу за обратными билетами, но ей сказали: «Москва закрыта, поезжайте куда ехали». И наша мама Евдокия Калиновна решила добираться под Курск в деревню Ярославка к папиным родителям. Больше все равно ехать от войны было некуда. Мама наша сирота, ее родители Липа и Калина умерли в 25-м году во время эпидемии холеры.
Кто мог знать тогда, что мы окажемся в оккупации и чудом выживем на месте исторических боев, на Курской дуге…
В памяти осталась такая картинка по дороге к деду. Какой-то мальчишка боролся с гусем, ростом с него самого. Гусак шипел и размахивал большущими крыльями, а мальчишка кричал ему: «Фашист ты, фашист!»
Дед наш Иван Петрович плотник был первоклассный и сыны у него тоже рукастые были, потому и дом-пятистенку хороший поставили. Дед побывал в немецком плену в Первую мировую, немногословный и грамотный, он имел большой авторитет на селе. Помню, у деда совет собрался, и было принято решение: коровье стадо угонять на восток. А коней мало было, их раздали по большим семьям. Нам досталась маленькая гнедая лошадь по кличке Кукла. Дед поручил эту лошадь мне. Я ее поил, кормил, мы с ней пахали и сеяли в первую весну. Любил я ее, и она меня тоже, слушалась всегда!
Еще до прихода немцев через деревню небольшими группами прошли наши солдаты на восток. Мы их кормили и с собой давали. А потом появились немцы. Это была наша первая оккупация. Расположились они в соседней Хомутовке, в большом селе. А к нам приезжали с подводами, шли по домам, выгребали все, требовали «хлеб для Германии». Забирали мелкую скотину, гонять стали кур, гусей. Мы, ребятишки, быстро сообразили, что лучше посвистеть как надо – мы мастера в этом деле, – и птица вся разбежится.