Дневник давно погибшего самурая - стр. 2
И тут перед самым боем я вдруг заметил на кончике лезвия своего меча маленькую стрекозу чем-то похожую своими разноцветными невесомыми крылышками на диковинную бабочку. Красиво переливаясь в лучах восходящего солнца, она вдруг повернула ко мне свою головку и посмотрела на меня с нежностью самой вечности, своим невесомо хрупким, как кристалл снежинки, глазом. И в этот самый момент я с беспощадной отчётливостью для себя понял всю бессмысленность, всю напрасность предстоящего боя, ещё одних смертей во имя каких-то целей, которые только что каким-то необъяснимым образом уже перестали меня интересовать, освобождая навсегда от чего-то…
Бессмертная, вечная красота мира, только что вошедшая в меня своим древним клинком окружающего совершенства, тут же бесповоротно и навсегда убили во мне всё плотское, всё человеческое… И ожесточенные люди, которые в это время окружали, обступали меня со всех сторон, вдруг показались мне теперь кем-то обманутыми детьми, которых кто-то бездушный и злой бросил против меня, чтобы я ещё больше обрел страшной вины перед кем-то недосягаемым и Великим, перед невидимым пока для меня и пока ещё непознанным мною. И в последние мгновения перед схваткой, я уже понял, что никого больше не смогу убить, умертвить своим мечем. Таким ненужным мне, таким бесполезным уже. Слишком кощунственным уже и невозможным было теперь причинять кому-то зло, тем более кого-то убивать в присутствии такой совершенной хрупкости и нежности этой бабочки-стрекозы. Самураи, мои будущие убийцы, уже застыли вокруг меня, готовясь к последнему рывку, но мне было уже все равно.
Их блестящие латы, сверкающие в лучах утреннего солнца, были сейчас похожи на мантии самой жизни, в которые она их одела, чтобы я больше не смог ей причинить вреда, а значим всем им. Только покровы самой святости теперь были вокруг меня, которые я уже не мог, не должен был разрушить ни по каким причинам. Последним движением меча я бережно направил невесомое волшебное создание на встречу солнцу, в его восходящие лучи, которые были для меня такими недосягаемыми. После чего, почти с наслаждением и радостью, дал себя убить, дал себя разрубить на множество кусков, с восхищением глядя в последние мгновения своей жизни, как брызги моей крови догоняют хрупкие крылья улетающей бабочки-стрекозы, стремительно окрашивая их, словно для вечности именно этого дня в ярко красный цвет…
03.02.2021
(время не установлено)
Сколько времени после этого прошло? Разве это было уже важно? Я был уже бессмертным. Без смертие…
Благодаря покою проходящих дней, через некоторое время я собрал всё свои куски, которые остались от моего тела и склеил их вокруг себя, недавно обретенной силой. Глубокие шрамы на мне скоро заросли и со временем стёрлись до прежней гладкости кожи. Только треугольный шрам на голове, выше правого виска остался сверкать полированными тонкими рубцами и застывшие навсегда капли крови на щеках остались мне на память о том событии в моей жизни. Теперь они были вечными метками для моих демонов мщения, которые проснулись за моей спиной в тот самый момент, в то самое время, когда я умирал на том поле, и как только я вошёл в смерть они тут же закричали, оплакивая меня своими безголосыми страшными головами, в зловещей немоте своих тайных убежищ, в которых они прятались от меня всё это время, требуя, взывая о мщении каждый раз ожидая от меня в невыразимом бешенстве оплаты за всё содеянное. После чего, неслышно и незаметно, они двинулись за мной своими громоздкими ужасными телами. И везде, где бы я ни оказывался, они рано или поздно настигали меня в своих гнетущих пустотах, в своих призрачных тоннелях, и настойчиво продолжали требовать или просто просить о кровопролитии и мести любой ценой за мою и свою смерть. И время от времени я оборачивался на их зов, и шёл им на встречу. Но куски неба, которые как будто специально были вставлены кем-то в мои глазные впади вместо старых глаз после той гибели, меня останавливали на этом пути и возвращали. И застыв у бесчисленных зеркал тех городов, где я потом оказывался волею судеб, отражения их, этих теперешних моих глаз, заставляли меня каждый раз вспоминать в своей вновь обретенной ярости к какой части вечности я теперь принадлежу…