Дневник - стр. 24

– Нравится?

Мисти спросила:

– Сколько ей лет?

Ты ответил:

– Много.

Мисти спросила:

– Что это за камни?

Ты ответил:

– Синие.

Просто чтоб ты знал: в Питера Уилмота было нелегко влюбиться.

В тебя.

Мисти спросила:

– Откуда она?

И Питер слегка покачал головой, усмехаясь в пол. Потом пожевал нижнюю губу. Оглянулся на несколько людей, еще оставшихся в галерее, сощурил глаза, а потом поднял их на Мисти и спросил:

– Обещаешь, что тебя не заколбасит, если я тебе кое-что покажу?

Она оглянулась через плечо на подруг: те стояли у картины в другом конце зала, но наблюдали за ними.

А Питер прошептал, не отрывая задницы от стены, он наклонился к ней и прошептал:

– Чтобы создавать настоящее искусство, нужно страдать.

Просто чтоб ты знал: однажды Питер спросил Мисти, понимает ли она, почему ей нравятся именно те произведения искусства, а не иные. Почему отвратительная сцена побоища, вроде «Герники» Пикассо, может быть прекрасна, а изображение двух единорогов, целующихся в цветочном саду, выглядит полным дерьмом.

Кто-нибудь вообще понимает, почему ему что-то нравится?

Почему люди вообще что-то делают?

Там, в галерее, под шпионским взглядом подруг, одна из картин наверняка была Питера, и Мисти сказала:

– Ага. Покажи мне настоящее искусство.

И Питер глотнул своего пива и вручил ей пластиковый стакан. Он сказал:

– Помни. Ты обещала.

Обеими руками он схватился за рваный подол своего свитера и приподнял. Так поднимается театральный занавес. Или паранджа. Из-под свитера показался тощий живот с дорожкой волос посредине. Потом пупок. Потом волосы разошлись вокруг двух розовых, еле видных сосков.

Свитер скрыл лицо Питера и остановился. Один сосок торчал длинным острием, красный и весь в струпьях, пристал к старому свитеру с изнанки.

– Видишь, – глухо сказал голос Питера, – брошь проколола мне сосок.

Кто-то вскрикнул. Мисти оглянулась на подруг. Выронила пластиковый стакан, и на полу взорвалось пиво.

Питер опустил свитер и сказал:

– Ты обещала.

Это была она.

Ржавая булавка вонзилась в край одного соска, проколола мясо под ним и вышла с другой стороны. Кожа вокруг была измазана кровью, волоски слиплись от спекшихся бурых комьев.

Это была Мисти. Это она кричала.

– Каждый день я протыкаю его заново, – сказал Питер и наклонился за стаканом. – Чтобы каждый день чувствовать новую боль.

Теперь она заметила, что свитер вокруг броши затвердел и потемнел от крови. И все-таки они в колледже искусств. Она видала чудиков и похлеще. Или нет?

– Ты, – произнесла Мисти, – ты чокнутый. – То ли от шока, то ли от чего-то еще она рассмеялась: – Нет, честно! Ты мерзкий.