Дневник Батарейкина, или Рейкин, не позорься! - стр. 9
Как-то раз к Петькиному деду на улице подошли какие-то добрые и вежливые люди, предлагая поговорить о спасении души (и даже книжку какую-то подарить хотели), но в ответ на доброжелательное приветствие тот внезапно рассердился. Заорал, что если ещё раз их увидит, то повыдергает им руки и ноги, а потом обратно вставит, поменяв местами. И в морской узел завяжет. И ещё много всяких слов сказал. Я сам всё это видел и слышал.
Так что я резонно задумался: А ПРО ЧТО, собственно говоря, эта чудесная песенка, которая раскатисто громыхает сейчас в нашей столовке?
И вот, выдав последние слова типа «и-и-и хэй, и-и-и хэй», Петька громко хлопнул в ладоши и артистично развёл руки в стороны, отвесив поклон публике.
Повисла гробовая тишина. Спустя несколько секунд её нарушил первый звук: это у рыжего дядьки из разинутого рта с громким стуком выпала недожёванная сушка. А у Чёрной Бомбы начала ритмично дёргаться левая щека (полкило чистого веса, между прочим).
Из наших учителей Хоттабыч первым догадался, что самодеятельность пошла не по плану. Со скрежетом отодвинув стул, он поднялся со своего места и объявил, что замечательные выступления, подготовленные нашими талантливыми школьниками, на сегодня завершены, всем огромное спасибо за внимание.
А я разглядывал губы директрисы. Они сомкнулись в такую тонюсенькую ниточку, что, кажется, могли вот-вот вообще исчезнуть, растворившись друг в друге на молекулярном уровне.
Петька же, крайне довольный собой, невозмутимо сел на скамейку рядом со мной, утирая капли пота, выступившие на лбу от усердного пения.
Я уже понял, что песенка, похоже, была не совсем приличная. Вернее, вовсе даже, абсолютно, категорически МЕГА-НЕПРИЛИЧНАЯ. А ещё я понял, что сейчас нас будут ругать (хотя я-то тут при чём?).
И тут захохотала Чёрная Бомба, а вслед за ней и все финны. Некоторые с довольным видом держали в вытянутых руках свои телефоны – они успели заснять Петькино выступление, и теперь жаждали продолжения.
Смущённо покряхтывая, наши учителя тоже стали улыбаться. Но так, совсем немножко, в полгубы примерно. И осторожно переглядывались друг с другом.
Хоттабыч сердито махнул нам рукой, чтобы мы скрылись уже отсюда. Что мы с радостью и сделали.
К великому облегчению, мне мой стих читать не пришлось, а то кто знает, что за распечатку библиотекарша мне дала. Вдруг там тоже какие-нибудь частушки пьяных матросов или хулиганские стихи финского Маяковского?
В коридоре Сметанкина начала метать молнии. Фурор-то теперь точно произошёл, но не такой, как требовалось. К тому же, нас ещё и выгнали. Так что планы на фотосессию с финскими викингами (ну, или хотя бы просто модными заграничными черноглазыми парнями) оказались нагло перечёркнуты.