Дневник - стр. 3
В отличие от Судоплатова, который пошел в Первый Партизанский генерала Алексеева пехотный полк сознательно, отец, несмотря на то что избрал военную карьеру, попал в него случайно – в результате сложных передвижений семьи во время войны, когда многие территории быстро переходили от белых к красным и наоборот. Год, проведенный в Добровольческой армии, он называл самым интересным в его жизни: «То, что произошло со мной <…> было мне и интересно и отвечало мечтам тринадцатилетнего мальчика. А мечтал он, этот мальчишка, о героических подвигах и о том, как он вернется к отцу героем с Добровольческой армией, в победу которой он верил. Кто мог предполагать тогда, что события разовьются так стремительно и так бесповоротно, и совсем не так, как мечталось»[3].
Уже в Крыму папу, как малолетнего, отправили в Константиновское училище в Феодосии, о чем упоминает Судоплатов[4], а через два месяца, в начале ноября 1920 года, он эвакуировался на крейсере «Корнилов» в Константинополь, затем в Югославию. Там отец окончил Крымский кадетский корпус; ему, как и многим юным добровольцам, оказавшимся за границей без семьи, корпус ее заменил. Кадетские корпуса и женские институты по старому образцу были основаны в Югославии при финансовой поддержке короля Александра.
Юные добровольцы уезжали из России без средств и семьи. В отличие от большинства других европейских стран, в которых российские беженцы особого сочувствия не вызывали, Королевство сербов, хорватов и словенцев финансировало не только их среднее, но и высшее образование, обеспечивая университетскую молодежь небольшими стипендиями – 400 динаров в месяц. На такую стипендию жил отец, закончивший университет как горный инженер. Воспользовался ли Судоплатов такой стипендией, чтобы получить высшее образование, мне неизвестно, как неизвестна и его дальнейшая биография, кроме того факта, что он был женат[5].
В 1920 году король Александр (Карагеоргиевич) учредил Государственную комиссию по приему и устройству беженцев, а она установила месячные материальные пособия для эмигрантов, которые они получали первые годы. Гостеприимство объяснялось хорошими отношениями России и православной Сербии и тем, что у короля Александра были особые связи с Россией и даже с царской семьей, но не только этим. Хотя в Югославии осели в основном казаки и военная эмиграция, ее профессиональная часть сыграла важную роль в развитии и, как это ни парадоксально, в европеизации отсталой страны. Педагоги, врачи и инженеры быстро находили работу. Поэтому молодежь шла в инженеры – многие, кого я знала из югославской эмиграции, учились на инженерных факультетах. Русские профессора заняли хорошие места во всех университетах (правда, их было немного), а в некоторых случаях создавали ранее не существовавшие кафедры. Так, мой дед А.Д. Билимович создал кафедру экономики в Люблянском университете. Конечно, для преподавания требовалось знание сербохорватского или словенского языка, которым они вынуждены были овладеть, вначале читая лекции на немецком или французском.