Дневник. 1914–1920 - стр. 26
Вчера я была в военном госпитале № 206–207 на Екатерининской площади, где д-р Святухин. Сразу попала в гущу дела – одному надо поправить постель, другого переложить и т. д., пришлось помогать перетаскивать тяжелораненого в перевязочную. Там стоит вопль от боли, т. к. все делают без наркотиков – тяжело до бесконечности. Немцы (австрийцы и пруссаки) так и тянутся немного поговорить по-немецки, потому что так их никто не понимает, ни один из трех докторов не говорит по-немецки, из сестер, кажется, только две. Страданий без конца. Приехали туда по Сереж[иному] приглашению Титов и Малинин осмотреть от города, их (дуры-сестры) ждали, как генералов, и все вычистили сдуру; они все подробно осмотрели и все обещали. Уже через 1–2 часа после их отъезда, как звонил С[ере]же Святухин, им все прислало военное ведомство, очевидно, пронюхав, что город вступился, поспешили послать то, что выписывалось за три недели. Святухин счастлив, но старший врач его останавливает, боится, что влетит (говорят, что врачей, обращающихся к общественной помощи, отмечают и даже предают суду). Сегодня секретарь думы звонил уже С[ере]же, что все инструменты по вчерашнему постановлению думы останутся в госпитале даром: «В долг без возврата». А когда С. через Полнера обратился к Львову, чтобы Земский союз дал перевязочный материал, то в ответ получил: «Да, мы дадим, но должны раньше запросить военное ведомство», т. е. тех самых, которые три недели ничего не давали. Удивительный бюрократизм!
Вчера вечером были у нас Губенс, она рассказывала, какой ужас творится на вокзале при приезде раненых: лежат они на полу, без перевязок, без шинели, часами. Был на весь Курский вокзал один врач, проводящий время в буфете, и один фельдшер. Жандармский полковник грубо обрывал тех, которые пытались заговорить по-немецки с пленными – шпиономания. Говорят, что десятками задерживают ежедневно телеграммы подозрительного содержания. А пленные в нашем госпитале боятся, что, вылечив, их повесят. «Wird’s mit uns kaput?[110]» – спросили они Соню, так что она даже сразу не поняла, о чем.
Доктор Клименков, больной, очень хорошо доехал, но о нем запишу, повидавшись с его свояченицей Ольгой Карловной.
13-го было опять заседание ученых, писателей и т. д. в Художественном кружке. Пришла совсем новая публика. Комиссия несколько исправила Бунинское воззвание. С. опять говорил против, потом водворилось глубокое молчание, и Южин заявил: «У нас два взгляда – кто захочет, тот подпишет». С. ушел.
В военном госпитале № 206–207 раненый русский рассказывал нам, что казаки ужасны: рубят головы, убивают пленных – возьмут 20 человек, а приведут двух, 18 же убьют.