Диверсант - стр. 4
Все узнал он обо мне и о людях, меня окружавших. Не только фамилии, но и прозвища учителей стали ему известны. Допытался он и до того, что нагрудный значок парашютиста получен мною не совсем праведным путем, потому что прыгал я всего-то – с вышки в городском парке. Проверил красноармеец и мой немецкий язык, высоко оценив не только его: он заявил, что немцы, попади я к ним в плен, ни под какими пытками не вытащат из меня военную тайну.
– При отсутствии у них переводчика, – добавил он. А затем поднял на меня глаза и со вздохом промолвил: – Да тебе сиднем сидеть бы еще в детском саде… Шестнадцать лет, говоришь?.. Пятнадцать, – угадал он. – Если не меньше.
Я густо покраснел – так густо, что ушам стало жарко. Он прав был, красноармеец Алеша: в выкраденном мною девственном школьном свидетельстве датой рождения поставлен был август 1926 года, а если присмотреться к метрике, то следы подчистки обнаружились бы. Я, сам того не подозревая, проявил черты будущего политического деятеля государственного масштаба, ибо совершенно искренне полагал: чем нравственно выше и благороднее цель (защита Отечества), тем допустимее обманы, мелкие подлости и вообще нарушения всего и всея (в том числе и желания защищать Отчизну).
– Но, – задумчиво продолжал Алеша, – если б тебе настучало девятнадцать и ты уклонялся от призыва, то был бы ты разоблачен немедленно. А как ты есть непризывной и лезешь сдуру добровольцем, то никто не станет всматриваться в цифры…
Он долго вглядывался в меня, еще раз густо покрасневшего. Видимо, красноармеец Алеша гадал: что я еще напортачил?
– Небось авантюрной литературки подначитался, а? Как же, как же… «Пятнадцатилетний капитан» – это не про тебя?
Перебрав все документы в узелке и завязав его, паренек в красноармейской форме погрузился в долгое раздумье, и предметом его дум не мог не быть я. Паренек думал сосредоточенно, и было приятно сидеть рядом с ним, думающим. Такое же чувство приятности испытывал я в Сталинграде, когда часами смотрел на отца, что-то писавшего в своем кабинете.
Напряженная работа мысли дала наконец плоды, красноармеец пощупал борт еще отцу купленного костюма, глянул на мои скороходовские ботинки и насмешливо произнес:
– Хорош матерьяльчик… Ишь, вырядился… Никак на первомайскую демонстрацию. Сколько, по-твоему, дней добираться до этих спецкурсов? – спросил он так, что я понял: не одни сутки придется ехать.
Никаких спецкурсов, напомню, майор мне не обещал. Отражая однажды мой очередной наскок, он выразился туманно: отправлю тебя, сказал он, на какие-нибудь курсы допризывной подготовки.