Дитя ненависти - стр. 27
– Оля?! – но мужской крик от дверей, вызвал жгучую досаду. – Оленька… Мы уже тут. Тут! Всё хорошо. Потерпи, моя хорошая.
Антон пал возле моей головы, подобрал с полу, уложив к себе на колени. Повитуха замаячила в ногах.
– Он умер? – я жаждала знать.
Цирк непонятных и ненужных мне действий. Бабка Рита крутила сморщенное чудовище в руках. Шлёпнула его по попе. Ребёнок хлюпнул и раздался обиженным громким плачем.
Живой…
Нет! Замолчи! Замолчи! Заглохни!
– Уберите его. Уберите! – взмолилась, закрывая ладонями уши.
– Это девочка, – слышала голос повитухи, которая уже протягивала комок мне.
– Убери её от меня… Забери!
Сознание проваливалось. Ересь картин в голове мучали паникой. Истошный плачь ребёнка эхом уходил в сознание. Он – живой. Живой. А я?
– Оленька… Ты – умничка, – голос Антона.
Мужчина протянул руки к бабке Рите и взял малышку на руки. Картина расплывалась в туман. Чудовищная усталость. Тело пустой субстанцией растеклось по полу. Повитуха что-то делала там, копошась между моих ног. Всё атрофировалось.
Вдруг ощутила на себе склизкий и тёплый комок. Антон приложил ребёнка к моей груди. Малышка закряхтела, рыща на теле. Пискнула. Боль, скорбь и ненависть взорвали во мне остатки былой отваги.
– Убери её! Убери эту тварь! – неистово заорала не своим голосом.
Забилась на полу в паническом срыве, и картинка оборвался.
Глава 5. Старый друг
ОЛЬГА
Снова закрылась. За эти три месяца я ни разу не притронулась к ребёнку – кормления, пеленания, укачивания – этим всем занимался только Антон. Его поползновения хоть немного свести меня с этим существом терпели крах. Я не заходила в детскую, не реагировала на бесконечный ночной плач младенца, даже не давала советы, как ухаживать за ней.
Я верила, что Антон рано или поздно психанет и отдаст выродка в приют или ещё куда, но до сих пор этого так и не дождалась. Месяц ошибок и нервотрёпки, и мужчина сумел найти к новорождённому подход. Что ж, пусть мучается тогда с ним сам.
Первоначальная задумка о мести периодически зарождалась в голове, интерпретируя свои жуткие мысли, как праведный гнев. Зуб за зуб – самое святое оправдание для возмездия.
Однажды, когда Антоша уложил её и ушёл во двор, решилась заглянуть в кроватку. Рыжие волосики прямо, как у меня. Пухлые щёчки, милые голубые глазки. Милые? Пфф! Он зовёт тебя Аней, а мою дочь звали бы Даша. Ты – не моя дочь. Ты – моё истинное проклятие, наказание, жуткое напоминание о той мрази, которая забрала мою жизнь, о той ночи, где я навсегда потеряла самое дорогое в своей жизни. Его нет! Но ты отчего-то до сих пор жива, дышишь моим воздухом, спишь в этой чистенькой кроватке и орешь почём зря, тогда как я оставила своего единственного сына там среди горящих стен, среди жестокости и несправедливости, среди нашей растоптанной жизни. Оставила… одного.