Дитя неба и земли - стр. 41
– Во-первых, Леди помнит, что сделала. Во-вторых, помнит один мужчина, если жив. Едва ли он может иметь абсолютную уверенность в своём отцовстве в случае с замужней дамой. Может, и мать решит пойти на попятный и принять дочь… но мосты сожжены.
Лорд посмотрел на свежие черты мальчика, вспоминая сколько несправедливостей совершил в отношении него и его матери… Их мосты не сожжены? Его Маркус все промахи списал одной фразой – отец не знал о его существовании. Оставался грех в отношении матери, и всё – но Маркус не видел её, по смерти или иной причине. Птахи не настраивали его против кого-либо, и грех трансформировался в причину жизни, которой мальчик не тяготился, чтобы за неё пенять. Он не рос, выслушивая обиды женщины, как дочери Лорда, склонные принимать сторону матери, хотя та погрешила немало и в ином замке оказалась бы выкинутой за ворота, и на новом месте жительства не могла рассчитывать ни на что более, чем нищенское существование.
Раздраконенный размышлениями Марвинг видел ночью сны и растревоженный ими проснулся с зыбкими нитями рассвета, вышивальными иглами проткнувшими-таки тяжёлый атлас оконных занавесей. Столбы кровати стояли голые. Лорд не любил пологи на постелях, закрывающие вид на комнату, так что почивающий пребывал в наивном незнании о личностях, шныряющих по покоям, с добром или худом.
Военные привычки не оставляют в миру. Марвингу требовалось видеть поле действий во всех направлениях, поэтому на его территории несмотря на некоторый беспорядок не было громоздких вещей, заслоняющих дверь или окна, а спрятаться можно было только в пыли под постелью. Да и там было узко, с брюхом не пролезть. Эта комната была его сызмальства, как только вырос из кроватки под боком супружеского ложа родителей. После венчания с Леди для них были выделены новые покои с прилегающей гостиной для молодой жены, где ей надлежало заниматься воспитанием маленьких наследников. Несколько лет назад Лорд переехал из иллюзии супружеского единомыслия.
Мужчина какое-то время сидел на кровати, то ли запоминая, то ли забывая образы видений. В последнем преуспел больше и вздохнул, разбирая в успокоившейся груди облегчение.
Комната была в пастельных тонах и не обнаруживала следов пребывания мужчины. Здесь было много зеркал и безделушек, и всегда стояли живые цветы, а на худой конец – сухоцветы. Мебель вся была аккуратная и нарядная в свежих атласных покрывалах.
– Моя Леди, – поклонился Кельвин.
Хозяйка Пер-Моншаля в последнее время не ощущала себя таковой, только в устах верного слуги не мерещилась издёвка. Остальные были ложно почтительны, либо оскорбительно сочувственны. Леди не хотела видеть даже собственных дочерей по утрам.