Дитя Ириса. Фильтр - стр. 18
В этих книгах, конечно, было то, что представляло для меня интерес. Например: люди в них передвигались на странном транспорте и носили необычную одежду. Я жадно впитывала подробности Бывшего мира, которые теперь казались волшебством. Даже представить невозможно: роскошная яхта разрезает волны океана, а над водой ярко сияет солнце. Не совсем понятно, что такое яхта, да и океан я видела только на экране проектора в госпитале.
Я никогда не прокачусь верхом на лошади и никогда не покину Фильтр. Бывший мир исчез восемьсот лет назад, осталась только сожжённая радиоактивная пустыня, в которой никто не продержится и часа. Всё, что у нас есть – Фильтр, в котором мы рождаемся, взрослеем и умираем от старости. Пластиковая коробка, в которой мы скребёмся, как мыши, без надежды на побег.
Все ресурсы Фильтра уходят на поддержание жизни, не более того. То, что казалось естественным в Бывшем мире – произведения искусства, предметы мебели из настоящих, не синтезированных материалов; автомобили и велосипеды – это стало лишь отзвуками погибшей цивилизации.
Канцлер действительно усилил контроль надо мной. Две недели до побега я в основном не выбиралась из комнаты, побаиваясь охранников, следящих за каждым моим движением. Потом они расслабились, видя мою замкнутость. Не сложись так обстоятельства, я не добралась бы тогда до бумаг канцлера, и уж тем более – не смогла сбежать. Две попытки оказались неудачными. В первый раз я просто потеряла сознание на крыльце дома. Во второй – смогла покинуть первый сектор. И только третья увенчалась относительным успехом.
Теперь мимо моей комнаты регулярно маршировали охранники, сменяясь по очереди или ночуя под моей дверью. Однажды ночью я приоткрыла дверь и, высунув голову, увидела каменное лицо Мейсона – моего ночного сторожа. Он лишь взглянул на меня, не удивляясь и не задавая вопросов, и я сразу же юркнула обратно. Неплохо их вышколили.
На самом деле, Мейсон мне нравился тем, что я была ему абсолютно безразлична – он всего лишь делал свою работу – охранял непутёвую дочь канцлера. А вот другие охранники не стеснялись выказывать презрение взглядом, слишком резкими жестами.
Сначала я терялась от такого отношения, пыталась найти причину в себе, но не находила. А потом мне стало всё равно. Я начала задавать вопросы Питеру, зная, как он бесится от невозможности ответить. Многолетняя выучка солдафона трещала, но он сдерживался. Мне нравилось дразнить и Стена – напарника Питера. Казалось, их специально подобрали в напарники за мерзкий характер.
Через несколько дней мне разрешили выходить из комнаты и я стала завтракать вместе со всеми в просторной столовой на шестнадцать персон. Длинный лакированный стол из синтезированной древесины стоял в центре помещения. Огромная люстра с десятками маленьких ламп свисала с высокого потолка, на котором были изображены странные существа, смутно напоминающие младенцев с крыльями. Стены столовой были обиты позолоченной тканью, а на полу выложен замысловатый узор из мозаики.