Дистимия - стр. 2
– Ты сложная личность, – заключил Антон. – Определенно.
От скуки мы с сокурсником разработали альтернативную соционическую классификацию для душевнобольных. Восемь имен предложил я, восемь внес сокурсник, и для каждого типа мы составили исчерпывающий клинический портрет. В итоге получилась стройная таблица с Гитлером, Чикатило, Пиночетом, Малютой Скуратовым, Чарльзом Мэнсоном, Ганнибалом Лектором, Урией Хипом, Элизабет Кри, Мориарти, агент Смитом, Сарумяном, Синей Бородой, Том-Тит-Тотом, Гансом Крысоловом, Демьяном Бедным, Шандыбиным. Забавляясь, на зимних каникулах мы настрочили о нашей классификации целую статью, приправленную цитатами из академических трудов и ссылками на новейшие зарубежные исследования. Мелкое хулиганство не осталось незамеченным, и статью опубликовали в студенческом сетевом журнале психфака, поместив ее в раздел «Острые и умные».
Высоколобый профессор Нил Палыч, мой научрук, нетерпимый к вольностям, на консультации обмолвился:
– В качестве старта эта классификация не хуже, чем ящик Скиннера. Только Шандыбина кем-нибудь замените.
Типологию душевнобольных мы с сокурсником, разумеется, забросили. И не из-за боязни пострадать из-за Шандыбина, а потому что в таком возрасте проще сгенерировать десяток броских идей, чем довести до нудного логического завершения хотя бы одну. Зато Нил Палыч порекомендовал меня полезному человеку.
Август Анатольевич назначил встречу в грузинском ресторане на Старом Арбате и сразу обрисовал расстановку.
– Есть трехдневный деловой тренировочный курс, – поведал новый знакомый. – У курса надежная репутация: его охотно заказывают для сотрудников солидные московские компании. Несмотря на успех, тренинг нуждается в реновации. В развитии. Развивайся или умри, – так сформулировал Август Анатольевич главный вызов современности. – Необходимо отточить методику, освежить терминологию и список ключевых слов, обновить базовый набор заданий для групповых занятий. Сделать курс более научным, – сказал Август Анатольевич.
– Более наукообразным? – уточнил я.
Вместо ответа мой новый знакомый передал мне фрагмент из программы тренинга, чтобы на досуге я внес туда корректировки. С энтузиазмом маленького разбойника, который подрисовывает бороды писателям в школьном учебнике, я взялся за дело. Пунктиром провел через врученный мне фрагмент горсточку слов из американского сленга конца ХХ века, присочинил для тренера проникновенный монолог о свободе как неотъемлемом праве гармоничной личности, ввернул в программу коллективное упражнение, впервые опробованное на заключенных в нидерландской тюрьме. Все по образу и подобию науки. На следующей встрече Август Анатольевич вычеркнул почти все сленговые словечки, сократил мотивирующую речь о свободе до двух предложений и ровным тоном отметил, что я справился.